"Н.И.Костомаров. Автобиография " - читать интересную книгу автора

* "Пантикапея".

Из Керчи я поплыл пароходом до Таганрога, где оставались мои лошади, и
поехал сухопутьем в свое имение, из которого скоро опять выехал в Харьков.
По приезде в Харьков я узнал, что моя диссертация утверждена факультетом, но
не всеми его членами. Ее не нашли достойною Артемовский-Гулак и профессор
Протопопов. Первый из них находил, что само заглавие ее по близости к
современным событиям не должно служить предметом для ученой диссертации; но
так как большинство членов утвердило ее, то она была признана и я начал ее
печатать. В это время я сблизился с целым кружком молодых людей, так же, как
и я, преданных идее возрождения малорусского языка и литературы; это были:
Корсун*, молодой человек, воспитанник Харьковского университета, родом из
Таганрога, сын довольно зажиточного помещика; Петренко**, бедный студент,
уроженец Изюмского уезда, молодой человек меланхолического характера, в
своих стихах всегда почти обращавшийся к месту своей родины, к своим
семейным отношениям; Щоголев***, студент университета, молодой человек с
большим поэтическим талантом, к сожалению, рано испарившимся; его живое
воображение чаще всего уносилось в старую казацкую жизнь; Кореницкий****,
сельский дьякон, в его стихотворной поэме "Вечерници" заметна сильная
склонность к сатире и влияние "Энеиды" Котляревского; самое его произведение
написано тем же размером и складом, как "Энеида"; наконец, семинарист
Писаревский*****, сын священника, уже написавший по-малорусски и издавший
драму "Купала на Ивана"; этот молодой человек владел хорошо языком, стих его
был правилен и звучен, но большого творческого таланта он не показывал.
Корсун затеял издание малорусского сборника ("Снип") и наполнил его стихами,
как собственными, так и своих сотрудников; самому издателю принадлежали
стихотворные рассказы, взятые из народного вымысла о хождении Христа с
апостолом Петром по свету и о разных приключениях, происходивших с ними;
рассказы переданы верно, но цензура не дозволила печатать имен Христа и
апостола Петра, и Корсун должен был заменить их именами Билбога и Юрка. Я
поместил там перевод нескольких "Еврейских мелодий" Байрона и трагедию
"Переяславська нич"******, написанную пятистопным ямбом без рифм, не
разбивая на действия, со введением хора, что придавало ей вид подражания
древней греческой трагедии. Сюжет трагедии взят из эпохи Хмельницкого при
самом начале его восстания, но мне значительно повредило доверие, оказанное
таким мутным источникам, как "История руссов" Конисского******* и
"Запорожская старина" Срезневского; кроме того я уклонился от строгой
сообразности с условиями века, который взялся изображать, и впал в
напыщенность и идеальность, развивши в себе последнюю под влиянием Шиллера.
Вслед за тем явился другой деятель по части возрождающейся малорусской
словесности: то был некто Бецкий, приехавший в Харьков из Москвы. Он начал
готовить сборник, который предполагал наполнить статьями, писанными
по-малорусски или относящимися к Малороссии. Познакомившись со мною, он
заявил доброе желание собрать воедино рассеянные силы духовных деятелей и
направить их к тому, что имело бы местный этнографический и исторический
интерес. Я обрадовался такому появлению, видя в этом зарю того литературного
возрождения, которое давно уже стало моею любимою мечтою. В это время я
познакомился с Григорием Федоровичем Квиткою и стал довольно часто ездить к
нему в село Основу вблизи Харькова, где он жил в имении своего брата,
сенатора, занимая небольшой домик, стоявший отдельно от господских построек.