"Зофья Коссак. Король-крестоносец " - читать интересную книгу автора

лучшего места, чтобы себя показать и добыть богатство. Ежели получится и Бог
даст, за год-два я денег подсоберу и вышлю Биту на снаряжение и на дорогу. И
коли будет на то воля милостивых родителей наших, пускай он сюда приедет
попытать счастья. Я за ним присмотрю и на дурную дорожку ступить не дам, об
этом любезная госпожа моя матушка может не беспокоиться..."
- Вот еще! - рассмеялся Вит. - На чужбину тащиться! Это не для меня.
Хромец взглянул на брата с завистливой злобой: он, Бертран, душу бы
отдал, чтобы отсюда вырваться, но его-то за море не зовут.
Капеллан прочитав напоследок витиеватые пожелания благополучия всем
домочадцам, отложил письмо в сторону и глотнул вина, ибо охрип от долгого
чтения. Вид у него был несколько обескураженный.
Остальные сидели молча, обдумывая услышанное. Чувства, вызванные
посланием, были сложны и противоречивы, не сразу найдешься, что и сказать.
Первой нарушила молчание госпожа Бенигна.
- Господи помилуй! - вздохнула она. - Отчего же он совсем не пишет о
Гробе Господнем?
Отец Гаудентий взглянул на нее с благодарностью: она вслух высказала
недоумение, мучившее и его. Где же Гроб Господень? Кроме краткого упоминания
о богатом убранстве храма, ни слова не проронено о том, что им казалось
самым интересным и важным. Письмо, такое длинное, такое ученое, что его
можно было читать, как книгу, слушать, как увлекательную сказку, умалчивает
о том, что является главным для каждого христианина, отправлявшегося в
Иерусалим. Почему?
- Может, он раньше писал о святых местах, да то письмо не дошло? -
высказала предположение мать.
- Может, - согласился из учтивости капеллан, хотя из содержания
послания явствовало, что оно первое.
Гроб Господень! Хотя только в преданиях сохранилась память о первом
походе в Святую землю, устроенном папой Урбаном II, хотя одни лишь глубокие
старцы помнили, с каким пылом тысячи христиан, воодушевляемые аббатом
Бернаром Клервосским, ринулись спасать Гроб Господень, хотя крепко ныне
прижился обычай давать на борьбу с неверными деньги, избавлявшие от личного
участия в войнах, все равно набожность, пускай и утерявшая былое рвение,
оставалась искренней. Для любого обитателя Западной Европы единственным
оправданием, единственной целью существования Иерусалимского королевства
была защита Гроба Господня.
Паломники, посещавшие Святую землю, привозили оттуда множество
благоговейных впечатлений, показывали пальмовые листья, срезанные на берегах
Иордана, ветви олив, взятые из самого Гефсиманского сада, с восторгом
говорили о той роскоши, какой иерусалимские короли окружили святые места.
Столько святынь, столько священнослужителей! Слушатели проникались
убеждением, что, честь Гроба Господня составляет единственную заботу
иерусалимских властей. Да иначе и быть не могло!
А в письме Амальрика ни благоговейности, ни восторгов, словно в самом
сердце Святой земли с этими устаревшими чувствами давно покончено!
Хорошо, что кроме письма имелся посланец: он-то наверняка доскажет то,
о чем умолчал Амальрик. Позвали паломника за господский стол и приступили к
расспросам. Человек с виду бывалый, он, к великому огорчению госпожи
Бенигны, до Святой земли не добрался. Как в воду глядел осторожный Бертран!
Письмо от Амальрика привезли генуэзские купцы, доставлявшие почту, и отдали