"Ежи Косински. Раскрашенная птица" - читать интересную книгу автора

что если дурной глаз высмотрит хоть один волос, то у потерявшего этот волос
человека может тяжело заболеть горло.
По вечерам Марта усаживалась у очага и, бормоча молитвы, клевала носом.
Я сидел рядом и думал о родителях. Я вспоминал свои игрушки. Большой
плюшевый медведь со стеклянными глазами, самолет с вращающимися пропеллерами
и пассажирами, лица которых можно было рассмотреть в окнах, маленький, легко
катающийся танк и пожарную машину с выдвигающейся лестницей... Теперь ими
наверняка играют чужие дети.
В лачуге становилось уютнее, воспоминания оживали и окружали меня. Я
видел маму, играющую на пианино. Я вспоминал тот страх, который пережил,
когда всего в четыре года меня готовили к операции аппендицита; блестящий
больничный пол и кислородную маску, которую врачи надели мне на лицо, - она
помешала мне сосчитать до десяти.
Но воспоминания быстро рассеивались, как в сказке, которую однажды
рассказала мне няня. Я размышлял, найдут ли меня когда-нибудь мои родители.
Знают ли они, что нельзя пить и улыбаться при дурных людях, которые могут
сосчитать их зубы. Я особенно беспокоился, когда вспоминал, как широко и
доверчиво улыбался отец - он показывал так много зубов, что если их
сосчитать дурным глазом, то жить ему останется совсем немного.
Однажды утром я проснулся от холода. Огонь в очаге погас, но Марта все
еще сидела посреди комнаты, подолы ее многочисленных юбок были подобраны, а
голые ноги мокли в ведре с водой.
Я заговорил к ней, но она не ответила. Я коснулся ее холодной
оцепеневшей руки, но узловатые пальцы не пошевелились. Рука плетью свисала с
подлокотника стула. Я приподнял ее голову - на меня в упор уставились
водянистые глаза. Только однажды я видел такие глаза раньше - у выброшенной
на берег ручья снулой рыбы.
Я понял, что Марта решила сбросить кожу, поэтому, как и змею, ее нельзя
беспокоить. Не зная, что делать, я решил подождать.
Была поздняя осень. Ветер трепал тонкие ветки. Он срывал с деревьев
последние, уже сморщившиеся листья и зашвыривал их высоко в небо.
Нахохлившиеся куры устроились на насесте, сонные и притихшие, время от
времени с отвращением приоткрывая глаза. Было холодно, а развести огонь я не
умел. Все попытки поговорить с Мартой ни к чему не привели. Она сидела
неподвижно, пристально уставившись куда-то прямо перед собой.
Не зная чем заняться, я снова лег спать. Я был уверен, что когда
проснусь, Марта опять будет сновать по кухне, что-то бормоча себе под нос.
Но когда вечером я проснулся, она так и сидела с ногами в ведре. Я
проголодался и уже побаивался темноты.
Я решил зажечь керосиновую лампу и принялся искать тщательно спрятанные
Мартой спички. Осторожно снял лампу с полки, но не смог удержать ее ровно, и
немного керосина пролилось на пол.
Спички не загорались. В конце концов одна вспыхнула, но, сломавшись,
упала на пол, на пролитый керосин. Сначала огонь робко полз по лужице,
выбрасывая клубы голубого дыма. Затем он смело прыгнул к центру комнаты.
Теперь стало светло, и Марту было хорошо видно. Она не подавала виду,
что замечает происходящее. Она не обращала внимание на пламя, которое уже
добралось до стены и охватило ножки ее плетеного стула.
Стало тепло. Пламя было уже рядом с ведром, в котором Марта вымачивала
ноги. Она даже не пошевелилась, хотя не могла не почувствовать жар. Я