"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

человеку, а всегда безличному существу, некоей всеобщей воле.
И этот факт находится в согласии с принципом; Революция сдержала слово:
она - тирания, это верно, но тирания без тиранов, "управление Алжиром без
бея", как говорил Малуэ, "диктатура без диктатора", как говорят сами
якобинцы3. Как можно называть тиранами, даже главарями, людей, до такой
степени неспособных, я уж не говорю - обернуть в свою пользу силу, которая
их держит, но даже понять ее тайну? Найдется ли хоть одна из революционных
команд, которая не

1 Arch, nat., AD XVI, 73: disc, aux Jac, 2 janv. 1792.
2 Ср.: Deherme, Dйmocratic vivante, p. 5, из статьи г-на Клемансо.
3 Moniteur, Convention, 25 aoыt 1794.


165

пыталась бы остановить на себе эту силу, перед тем использовав ее против
предыдущей команды, и которая не оказалась бы в тот же миг "вычищенной",
ничему не помешав и ничего не предвидя? Г-н Олар говорит обо всем, чего "не
понял" король в новых идеях1. Но что сказать о самих поборниках этих идей?
Разве д'Эпремениль "понял" после собрания нотаблей в 1788 г., а Мунье после
6 октября? Лафайет после 20 июня? Бриссо после 21 января? Дантон после
своего возвращения из Арси? Всякий раз, как кого-либо из них настигает
волна, - они высказывают все то же искреннее изумление: "Но ведь это на мне
заканчивается эта славная Революция! народ - это я! здесь свобода, там
анархия!" Следуют одни и те же невразумительные жалобы против тех приемов и
доводов, которым они же обязаны своей властью, - та же короткая и жалкая
песня - и затем погружение в небытие, гильотина или забвение. Некоторые - их
немного - умерли достойно; ни один не боролся за свое положение и за свою
жизнь как мужчина - ни жирондистское большинство, ни даже колосс Дантон. Это
потому, что ни один из них и не был мужчиной, то есть волевым человеком,
черпающим силы в себе самом. Это лишь некие темпераменты, слепые силы,
подчиненные неведомому закону. Мишле нашел для них верное выражение:
марионетки, которых ничто не сломит, пока нитка их держит, и которые падают,
лишь только она порвется: не на своих ногах они держатся.
Таков грубый факт, который вернее было бы принять как закон этого
режима, чем высмеивать как его порок. Разве он не действует постоянно,

1 Histoire politique, p. 115.


166

разве не утвержден самими якобинцами на их лад? Взгляните на последних,
самых "чистых", на тех, кто гильотинировал всех остальных, перед их судьями:
у них нет другой защиты. "Мне было приказано", - повторяет Фукье при каждом
новом обвинении. "Я был топором, разве топор наказывают?" - говорит другой;
ничего, кроме перепуганных людишек, не остается от этих мнимых неронов,
которые ябедничают, придираются к мелочам, оговаривают своих братьев, затем,
наконец, припертые к стенке, уличенные, ропщут: "Но ведь не я один? Почему