"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

естественно вырастает из этих принципов, что ее даже не трудятся описывать.
Ни Тэн, ни г-н Олар об этом даже не думали. Кто говорит: "прямой суверенитет
народа", "чистая демократия", тот говорит "сеть постоянных обществ".
Невозможно представить себе не то что правление, но даже существование, даже
самосознание такого суверена без них. Откровенно говоря, кроме как в них,
"народа-суверена" и не существует. Настоящая демократия - это правление
обществ, как парламентская демократия - это правление ассамблей.
Таковы "принципы", не зависящие, как видно, от любых обстоятельств, от
войны и прочего. И это от них, а не от обстоятельств, происходят ужасные
атрибуты нового строя: безграничное право на чужие жизни и имущество,
совмещение всех полномочий в одних и тех же руках. Каким образом - видно:
благодаря деятельному надзору обществ, сам суверен "стоит" - есть такое
выражение - за своими избранниками, вместо того чтобы отказаться от власти в
их руках, под гарантией закона, как он это делает при конституционном
режиме. Отсюда следует, что эти избранники - уже не "представители" с
утвержденными, но ограниченными законом полномочиями; это непосредственные
агенты, "председатели народа", за каждым шагом которых следят, которых
завтра могут сместить, но поэтому сегодня они - подобны богам, сильные всем
правом своего народа, не имеющим границ. Их власть


153

над другими беспредельна и не подлежит обжалованию именно потому, что она не
дает гарантий им самим и не отличается даже от власти того народа, который
держит их за помочи. Они остаются в руках хозяина; теперь их приговорам не
противопоставить ни законов, ни принципов: это приговоры самого народа; а
народ - это живой закон, судья правосудия1.
Отсюда очень определенный смысл слова революционер, слова, "более
рокового для человечества, чем "Троица" или "Евхаристия", как говорит Риуф2,
слова, наделенного "магической силой", как говорит Малле дю Пан3. Любой
поступок, любой приговор, исходящий от суверена, называется революционным, и
все акты социального* режима имеют такое свойство. Уже поэтому они выше
всяких законов, всякой справедливости, всякой принятой морали.
Так, есть революционные законы, которые нарушают важнейшие правила
юриспруденции, например, об обратной силе, нарушают самые элементарные права
и свободы; есть убийства революционные и потому законные; есть революционные
армии, имеющие право вламываться в дома к частным лицам и делать и брать там
все, что захочется; есть революционная полиция, которая вскрывает чужие

1 Contrat social, йd. Dreyfus, p. 289. Ср. Taine, Rev., II, p. 26-27.
2 Предисловие к Mйmoires, с. VII.
3 Mйmoires, II, 2.
* Термин "social" (социальный, общественный (фр.) у Кошена здесь и
далее означает "относящийся к обществам мысли", "являющийся результатом
работы обществ мысли", "кружковый" и т. п. То есть это не "социальный" в
широком значении. - Прим. перев.


154