"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

вышел за пределы моей темы: здесь мы касаемся второго этапа прогресса
просвещения, того момента, когда философия становится политикой, ложа -
клубом, а философ - гражданином.
Я расскажу вам лишь об одном из последствий, о том, которое более всего
приводит в замешательство, когда о нем не знают: завоевание непосвященной
публики, ее общественного мнения, философизмом. Последний для этого
располагает более мощным оружием, нежели обычные средства пропаганды:
благодаря отсутствию в союзе учителей и общественных догм, он в силах
привести в движение ложное общественное мнение, более шумное, единодушное,
всеобщее, нежели истинное общественное мнение, и поэтому, как заключает
публика, - более правильное. Действуя не сам, как демагогия, а за счет
увлеченности и согласованности клаки, дешевых декораций и игры актеров,
философизм срывает аплодисменты за дурной спектакль. Эта клака, этот
персонал обществ так хорошо выдрессирован, что от этого даже становится
искренним; все так хорошо рассеяны по залу, что сами друг


41

друга не знают, а каждый из зрителей и их принимает за публику. Клака
имитирует размах и единство большого движения мысли, не теряя при этом
спаянности и повадок шайки.
Да, никакие доводы или соблазны не действуют на общественное мнение
так, как его же собственный фантом. Каждый подчиняется тому, что считает
одобренным всеми. Общественное мнение подражает своей подделке, и из иллюзии
рождается реальность. Так без таланта, без риска, без опасных и грубых
интриг, благодаря одному лишь свойству своего союза, малое государство
заставляет говорить по своей указке общественность большого, губит добрые
имена и заставляет рукоплескать скучным авторам и книгам, если они
принадлежат к нему, к малому государству. Оно не упускает случая сделать
это. Сегодня трудно понять, как мораль Мабли, политика Кондорсе, история
Рейналя, философия Гельвеция - эти пустыни бесцветной прозы - могли
выдержать издание и найти хоть десяток читателей; но, однако, их все читали,
по крайней мере, покупали книги и говорили о них. Скажут: мода. Легко
сказать. Как понять это пристрастие к ложному пафосу и к тяжеловесности в
век изящества и утонченного вкуса?
Я считаю, что разгадка в другом. Все эти авторы - философы, а философия
царствует над общественным мнением по праву победителя; общественное
мнение - это ее собственность, ее настоящий раб; она заставляет его
вздыхать, жаловаться, восхищаться или молчать, в зависимости от своих целей.
Вот где источник заблуждений, в которых историки, а тем более современники,
быть может, не совсем разобрались. Он набрасывает тень скепсиса на славу
многих философов, даже на гений


42

некоторых "законодателей", на умы некоторых эрудитов и даже на репутацию
последних салонов.
Я рассказывал вам об энциклопедистах не будучи их почитателем, и вы не