"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

даже абсурдный - именно абсурдный - не простая ложь. Он сам по себе уже
исторический факт, социальный факт, как мы говорили, и заслуживает
объяснения и, для начала, представления.


206

Г-н Олар сделал это, можно сказать, первым; не то чтобы, конечно,
защитительная история начинается с него, - она ровесница демократии. Однако
его предшественники, Мишле и другие, написали ее от своего имени, дошли
своим умом - Мишле, впрочем, с некоторым оттенком якобинского духа, что
напоминает угадывание; но, в конце концов, они переписали на свой лад ту
защитительную речь, которую актеры этой драмы произнесли раньше их. Г-н Олар
более критичен: он обращается к писаниям того времени, к тогдашним
якобинцам; и в этом новизна и ценность его книги.
Предприятие такого рода имело свои преимущества и свои опасности.
Вначале о преимуществах: хороший метод г-на Олара должен был принести
хорошие плоды. И действительно, следует заметить, что если он и не один
пишет защитительную историю, то именно он доводит ее до конца. Все другие
остановились на полпути: один - на 10 августа, другой на 31 мая, третий - на
смерти Дантона, исходя из собственных представлений. В революционном
прогрессе всегда находится какой-то пункт, после которого историк резко
переходит к реакции и заявляет, что "нация" существовала вот до таких-то
пор, но не далее; остальное было делом одержимых громил, заговорщиков и
тиранов. "Нет, - восклицает Кине, - возникновение системы Террора не было в
порядке вещей, это ошибочное представление"1.
Один лишь г-н Олар, за исключением быть может только Луи Блана,
принимает целиком всю Революцию - даже Робеспьера, Лебона, Каррье, даже три
последних месяца Террора. Но если Луи

1 Rйvolution, 1868, t. I, p. 30.


207

Блан занимает эту позицию лишь в силу свирепости своих убеждений, то
г-н Олар - благодаря надежности своего метода. Действительно, для того, кто
судит на основании текстов, а не чувств, ясно, что перед нами, с 1788 по
1795 г., единый, все один и тот же исторический феномен. Это от начала и до
конца одни и те же принципы, тот же язык, те же средства. Невозможно было бы
отделить, с одной стороны, "патриотизм" 1789 г., как голос народа, а с
другой стороны, "патриотизм" 1793 г. как измышление интриганов. "Теория 1789
г.", быть может, и благоразумная в политике, не выдерживает критики в
истории; и это очень хорошо увидел г-н Олар, соглашаясь здесь с Тэном.
Но при написании защитительной истории есть одна очень серьезная
опасность: дело в том, что ее принимают всерьез, как объективную истину, - и
нет ничего досаднее этого: ведь в таком случае историк перед защитительной
литературой находится в таком же положении, как и хорошо обученный адепт,
"хороший патриот" перед дежурной социальной линией поведения; исчезает
всякая критика; и в результате этой пассивной правоверности в историю