"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

В сентябре 1792 г. "увидели, что королевская власть бессильна,
возмутились..." и ее свергли. Спустя полгода, снова "беспокоятся, боятся,
что у жирондистов не будет необходимой энергии...", и их исключают.
Очевидно, что историк-эмпирик будет останавливаться на каждом этом "ш",
чтобы спросить: кто - "о""? Сколько? По какому принципу объединенные? Кем
представленные? и т. д. Критике известно, что такое 500 или 2000
ремесленников, крестьян или горожан, но неизвестно, что такое "on", "Народ",
"Париж" или "Нация". Она не терпит анонимности и неопределенности; как
только образуется скопление народа, она желает увидеть, сосчитать и назвать;
она вопрошает, что такое этот безымянный "хороший патриот", который
выдвигает уместное предложение? Кто это там снизу рукоплещет каждому его
слову? Кто этот третий, неожиданно ставший оратором "Народа"?
Разумеется, г-н Олар никогда не задает таких вопросов. Будем ли мы
упрекать его за это? Это было бы столь же несправедливо, как упрекать его за
небольшое количество и ограниченный выбор источников. Г-н Олар - не
историк-эмпирик. Он историк республиканской защиты, то есть реставратор
фикции, созданной по особым законам и в особом духе: по законам социальной
пропаганды, общественного мнения Малого Народа.


9. МИФ О НАРОДЕ


Если вышеизложенное понятно, то теперь можно судить о важности и
интересе такой работы.


205

Очень легко - и даже несколько наивно - критиковать тезис защиты как
объективную истину. Действительно, ясно, что он навязан ситуацией, что он в
манере писаний или речей патриотов, что он - первое правило их пропаганды,
само условие народной фикции, на которой и держится этот режим. И поэтому
Тэн и историки-эмпирики целиком отбросили, инстинктивно, все то, что исходит
от тезиса защиты. Г-н Олар в своей "Политической истории..." поступил в
точности наоборот. Он вплотную занимался исключительно защитительной
литературой и воссоздал перед нами ее тезис во всей его полноте и
безупречности.
Надо быть благодарным ему за это, ведь этот тезис, как мы уже говорили,
не есть целенаправленный результат происков группы или одного человека, но
неосознанное и естественное произведение якобинской машины, то есть
определенного режима и определенного духа; и это было очевидно с первого
взгляда: сил одного человека не хватило бы на действия такого большого
размаха. Система, фикция, шумиха, если угодно; не будем забывать, что эта
система продержалась несколько лет, что она распространяла чудовищную ложь,
что она совершала неслыханные дела, что ей следовали тысячи людей, не
знакомых друг с другом, и что ее признавали, волей или неволей, миллионы
других; наконец, что она породила некий мистицизм нового типа: это мистицизм
народа, который был если не объяснен, то описан Тэном; тезис такой силы,