"Георгий Иванович Косарев. Сердце прощает (Роман) " - читать интересную книгу автора

перекрестился старик. - А народ наш - что? Народ ни в чем и не повинен.
Толпа оживилась, послышались возгласы:
- Правильно!..
- Такое уже было...
- Не виноват никто.
- Стихийное бедствие, одно слово.
Офицер, выслушав перевод, вдруг побагровел и что-то возмущенно
закричал, указывая пальцем на старца. Чапинский едва успевал переводить:
- Никакой грозы ночью не было! Была луна!.. Ты, старая русская
свинья, русская собака, ты смеешь обманывать германское командование...
укрываешь бандитов. Ты коммунист!
- Не, какой же я коммунист, - слегка оробев, сказал старик. - Я как
есть, значит, это - беспартейный.
- Взять его! - по-немецки скомандовал офицер.
К старику подскочили два солдата и ударами прикладов столкнули его в
сторону. Старик пытался что-то им сказать, похоже, стыдил, но его голос
потонул в потоке грубой чужеземной брани.
- Неужели расстреляют деда Никиту? - тихо спросила Люба. - Витя, я
больше не могу, я не выдержу...
- Ты что, в своем уме? - прошептал Виктор и дернул ее за руку.
- Построить всех в линейку! - через переводчика приказал офицер.
Когда крестьяне были выстроены, Чапинский перевел новое обращение
офицера:
- Если в течение пяти минут не будут выданы преступники, возмездие
упадет на ваши головы!
Толпа загудела, послышались вздохи, женский плач.
И вдруг шум стих. Из шеренги вышла, опираясь на белую березовую
палку, Пелагея Еремина. Она подняла трясущуюся от старости голову и хрипло
сказала:
- Я, это я хлеб подожгла. Своими руками... Потому не люди вы, а воры.
Чтобы не ели наш хлебушек... Ироды!.. Не боюсь вас!.. Все сама, одна и
спалила. Забирайте меня!
Десятки глаз односельчан устремились на Пелагею. Одни смотрели с
удивлением, другие с восхищением, некоторые боязливо отводили от нее
взгляд.
- Неужто это она сделала? - оборотясь к Марфе, сказала стоящая рядом
с ней Наталья. - И кто бы мог подумать?
- Не знаю. Страх берет меня за нее, - ответила Марфа.
Чапинский перевел офицеру слова Пелагеи, а староста, трусцой подбежав
к начальству и согнув спину, ехидно зашипел:
- Господин Чапинский, скажите высокоуважаемому господину офицеру, что
эта старуха - мать Сидора Еремина, вашего заложника, большевика... Но не
она подожгла хлеб, я ручаюсь, не она. Дальше своего дома Пелагея не ходит.
Офицер на этот раз побелел от гнева. Чапинский еще более старательно
переводил с немецкого:
- Вы все вздумали меня морочить, - говорит господин офицер.
- Нет, я не позволю, - подчеркивает господин офицер, - чтобы каждая
русская старушка водила меня за нос... Гражданин Еремен, два шага
вперед!..
- Еремин здесь? - вероятно, от себя спросил Чапинский.