"Димитр Коруджиев. Дом в наем " - читать интересную книгу автора

Ему хотелось выйти на веранду, подумал было: нужно подняться на второй
этаж, осмотреть другую свою комнату. Не сделал этого. Успеется и завтра, и
послезавтра, и через месяц... Она ему не понадобится, догадывался уже
сейчас; логика вчерашнего мышления начинала ускользать - не понимал, зачем
вообще снял ее. (Но и отказаться неудобно, люди рассчитывали получить, как
договаривались.) Столь незначительное обстоятельство, разумеется, не могло
стать поводом для какого бы то ни было беспокойства: даже сама мысль, что
нужно подняться наверх, становилась более обременительной, чем тот факт, что
придется платить ни за что.
Над верандой вилась нераспустившаяся лоза - наверное, зеленая крыша
летом. Однако в этот день между ним и солнцем не было преграды. Они
обнялись, и человек ослеп. "Наконец-то... вот оно где..." Да, оказывается,
оно близко - два шага в сторону и обнаружишь его, а он ездил много и
впустую, искал напрасно... Самолет взлетал в августе как будто прямо из
душного съемочного павильона, чтобы перенести его на пляж. Искусственный
песок и искусственное море под лучами искусственного солнца: они
позировали - солнце, песок, море и... поселявшиеся там люди. Иногда вечерами
думал (странно недовольный прошедшим днем) о Гималаях, Исландии, о пляжах
Таити. Но и это была поза, смоделированная рекламой "лучшего в наши дни
уединения". И если тот неизвестный лыжник не толкнул бы его под "Алеко", мог
бы добраться и до Исландии, и до Таити.
Есть, в сущности, что-то основное - тишина, объявшая солнце. Все
остальное - необязательные подробности: цветы, деревья, он сам. Стоял долго
неподвижно, лицо его было облито теплом. Почувствовал-таки забытую тяжесть
гипса, притянул палкой ближайший из двух стульев. Медленно уселся. Впервые
за много лет осознал, что располагает временем. (Забытое с ранней детской
поры состояние...) "Осознал, что располагает..." - и это не совсем точно.
Время целиком здесь - не начинается, не кончается, не течет.
Тело его однако существовало. Вчера вечером пошел к себе, как только
почувствовал, что замерзает, а сейчас проголодался. Вернулся в комнату не
без колебаний - мысль, что нужно рыться в холодильнике, была ему противна.
Не хотелось дотрагиваться до купленной и упакованной еды. Постоял в раздумье
минуту-две, приступ голода прошел. "Ну вот, теперь мне уже ничего не нужно".
Все же пошел на кухню, налил себе стакан воды, потом второй. Хорошо, хорошо,
что сделал это... Как материальна радость, как беспрепятственно ее чистый
поток проникает в тебя, проникает до последней твоей клетки!


7

Еще два дня. Не покидал веранду и дом, не спускался даже во двор -
состояние, обычно называемое полусном. Сам Матей так определил бы его, если
бы речь шла о ком-то другом. Но теперь, когда его ум был ясен как никогда,
он знал, почему не спешит: время, которое ему принадлежит, которое не
утекает... Осмелимся, хоть и с осторожностью, добавить: он чувствовал себя
будто только что вынырнувшим из полусна и тумана. Чья-то добрая рука вывела
его отсюда, чтобы помочь. Нужно было прекратить, остановиться...
Беспрерывное действие и тоска по ясности - их столкновение; получив однажды
толчок в спину, проносишься, как лыжник, через собственную жизнь по инерции
с безумной скоростью до самой пропасти. Все более странным казалось, что он