"Виталий Коротич. Не бывает прошедшего времени " - читать интересную книгу автора

- Моя жизнь еще не окончена, - сказал Виктор. - Отцовскую оценивать я
боюсь. Не бей меня, ты защищен, тебя целая страна защищает, а я - только сам
себя. Мой отец писал о своей жизни. Он часто повторял, что когда я вырасту,
то прочитаю его записи и все пойму. Возможно, мне хуже бы жилось, если бы я
прочел, хуже бы забывалось. На Западе воспитывают поколения забывал, и
дневник отца был против беспамятства, в которое погружен я. Но судьба
сильнее: отец заразился на полигоне, и начались непредвиденные события. В
наш дом пришли люди в резиновых сапогах, перчатках и масках, забрали все
отцовские личные вещи, все бумаги его и сожгли, облив какой-то жидкостью, у
нас во дворе. Меня в это время услали на отдых к знакомым, в горы возле
Нью-Йорка. Не могу избавиться от мысли, что, будь я в ту пору дома, люди в
резиновых сапогах и меня сожгли бы вместе с отцовскими бумагами и вещами.
Возвратившись, я разглядывал жирное пятно у забора, где был костер, и не раз
думал об этом. У меня даже фотографии его нет. Возможно, где-нибудь в личном
деле люди в резиновых сапогах и хранят отцовский портрет, но у меня нет. Ты
думаешь, что видел его в кино, а я не знаю, узнал бы собственного молодого
отца, да еще и на киноэкране.
- Ну вот, Виктор, а говоришь, памяти нет. Мы же начинали разговаривать
о себе, а говорим о родителях, о детстве. Лучший аргумент в пользу того, что
прошедшее время не исчезает.
- А куда ему деваться? - меланхолически, меняя тон, кивнул Виктор. -
Это вот бистро сплошь из прошедшего времени, чувствуешь?
Мы поглощали суп не в ресторане, а во взаправдашнем парижском бистро со
стойкой вдоль дальней стены и столиками в притемненном зале. Я говорю
"взаправдашнем", хоть слово-то наше: придя в Париж с торопливыми казаками -
победителями Наполеона, оно рикошетом возвратилось к нам со смещенным
ударением и новой буквой, реформированное "быстро", ставшее именем
ресторанчиков с недорогими комплексными обедами.
Мы находились там, где бистро было много и они были недороги, насколько
вообще бывает в Париже недорого. Не знаю, больше всего ли в начале прошлого
века собиралось русских казаков именно здесь, у Сорбонны, у бульвара
Сен-Мишель, но бистро здесь предостаточно, цены в них не такие уж и
головокружительные, а студенческий район Парижа дарит ощущение, что именно
так и надо питаться - вкусно, не переплачивая, среди людей, у которых
хороший аппетит и естественные манеры.
Если доведется вам быть в тех местах, поезжайте на метро до остановки
"Сен-Мишель", а затем пройдитесь недалеко - до заполненной недорогими
пансионами Школьной улицы (рю дез Эколь). Еще квартал - и вы на улочке
Шампольон, тихой, узенькой, в самом начале которой и находится ресторан.
Ресторация и улица наречены в честь одного молодого француза, сумевшего
прочесть египетские иероглифы со знаменитого Розетского камня, но то, как
говорится, совсем другая история.
Бистро, носящее имя дешифровалыцика иероглифов, основали русские
эмигранты, которые когда-то размышляли, как бы прохарчиться, и по крайней
мере сначала о прибылях не думали. Но, теряя постепенно русских основателей,
"Шампольон" обретал авторитет у французских студентов, а его знаменитые
борщи считались непревзойденными во всей окрестности. Из русского антуража
здесь фигурируют разве что "Столичная" и "Смирновская" водки. Нет здесь
привычных в заграничных русских ресторациях траченных молью медвежьих чучел,
никто не рыдает под балалайку, нет и новейших образцов "клюквы а ля рюсс" -