"Виталий Коротич. Не бывает прошедшего времени " - читать интересную книгу автора

Конвоир медленно поковырял мизинцем правой руки в левом ухе и только
после этого снял карабин с плеча.
- Христиане они! - закричала Таисия Кирилловна и рванула на груди
блузку, явив нам белизну своего белья, белизну тела с желтым золотым
крестиком на желтой цепочке.
Солдат возвратил карабин на плечо и потянулся к незабываемому декольте
Таисии Кирилловны. Мы с Виктором стояли все так же окаменело, глядя, как
солдатские пальцы оттиснулись на белоснежности белья черными пятнами, а
затем красными на белости кожи. Чужестранец взял крест в пригоршню и дернул,
разглядел золото на ладони и сжал ее в огромный кулак.
- Сволочь! - громко сказала Таисия Кирилловна, и мы с Витькой
вздрогнули.
- Не юде? - захохотал немец и потянулся к моей щеке. Я едва отклонил
голову, не желая, чтобы немец тронул мое лицо, и тогда он, уловив смысл
движения, развернулся и влепил мне пощечину, а затем пощечину Виктору и
напоследок Таисии Кирилловне. - Если б я захотел, - сказал вдруг "немец" на
несколько гортанном украинском языке, - то порешил бы вас тут за то, что
ругаесся, стерва. А так - поцелуй мне руку, и ладно...
Таисия Кирилловна склонилась и молча приложилась к протянутой ручище,
сжавшейся в кулак с побелевшей на суставах грязной кожей. Затем выпрямилась
и взглянула на солдата.
- Мы же следом за вами уходим, - сказала она. - Мы с мужем и сыном у
тебя в обозе поедем. Что же ты делаешь?
- А что, пани боится большевиков? - спросил солдат, продолжая держать
кулак на уровне лица Таисии Кирилловны. - И пан твой боится? И цуцык твой?
Солдат разжал кулак, крестик с разорванной цепочкой выпал из него и
сразу же исчез в траве под ногами.
Мы с Виктором начали смеяться. Никогда еще ни до, ни после этого я так
не смеялся, до судорог, до головной боли, до радужных кругов перед глазами.
Мы визгливо хохотали, захлебываясь в слезах и в слюне, прыская во все
стороны. Даже не помню, куда девались тот солдат и Таисия Кирилловна.
Попросту стояли мы на траве и хохотали...
Прошли еще два дня, канонада усилилась. Немцы готовились к отступлению
из Киева. Следом за ними потянулись те, кто боялся наших.
Боялись по-разному. Одни натворили дел и теперь бежали от расплаты,
зная, что предателей карают немилосердно. Другие опасались, что их покарают
"за компанию", не разобравшись, что к чему. Родители Виктора чаще упоминали
вторую причину, а проще говоря, страх, и надеялись, что вывезет издавна
популярный тезис "как-то оно будет...".
Помню утро, когда Виктор с родителями уезжал навсегда. Это в дальнейшем
выяснилось, что навсегда, но в ту пору мы были еще так юны, а слово
"навсегда" ничего не означало ни для меня, ни для Виктора. Был веселый,
солнечный день; до сих пор помню, как было приветливо у нас на лужайке.
Никогда ту лужайку не забуду. Наш клочок зелени под ногами, бессмертная
трава! Выселяли нас оккупанты из города, лютовала летняя жара или зимний
мороз, водители сливали на траву отработанное масло, а трава не умирала.
Если бы я носил ладанку, то засушил бы в ней стебелек той травы, которая
осталась во дворе и посейчас, хоть дом уже сносят, а на лужайке нашей то
подъемный кран ерзает, то самосвал буксует...
В этом месте я хочу обдуманно обратиться к читателям, которые приехали