"Юрий Коротков. Мадемуазель Виктория " - читать интересную книгу автора

колени, сидят на молитвенных ковриках. Сложили руки у лица, смотрят в небо,
задумались. А может, разговаривают со своим богом - аллахом, советуются о
своих сегодняшних делах. Потом вдруг низко кланяются, почти касаясь лбом
пола, и медленно распрямляются, проводя руками по лицу, будто умываются из
ручья.
Отец Азы и Леми - грузный, с редкими волосами, гладко зачесанными
назад, с выпуклыми глазами, в белом европейском костюме. Распрямляясь, он
поворачивает руку и смотрит на часы. Отцу Азы и Леми всегда некогда, Он
деловой человек. "Бизнесмен средней руки", как говорит о нем папа.
А что значит - "средней руки"? Наверное, совсем никудышный...
Аза я Леми тоже старательно кланяются и смотрят в небо, секретничают с
аллахом о своих девчоночьих делах.
Вот Леми подняла глаза, увидела Вику сквозь зеленую зававесь
бугенвиллий. Улыбнулась и шепнула что-то Азе. Мать, хмурясь, окрикивает
дочерей и, не глядя на Вику, закрывает жалюзи.
Вика отворачивается. Действительно, нехорошо подглядывать. Она смотрит
направо. Там посольство Таиланда. Во дворце слуги моют посольские машины с
пестрыми флажками, на крыльях.
В посольстве неинтересно, там вся жизнь идет за высоким
забором-решеткой, за тяжелыми опущенными портьерами. У ворот, заложив руки
за спину, скучает арабский полицейский в белом пробковом шлеме.
Из-за посольства выплывает огромный "кадиллак". Растянулся почти на
пол-улицы. В широкой зеркальной крыше автомобиля отражаются дома: Азы и Леми
и русская колония, узкая полоска неба и солнце.
Неужели одно и то же солнце светит над всем миром? И над Марфином --
такое близкое, чистое, красное, на которое можно смотреть по утрам не
щурясь. И над Каиром - бледное, будто выгоревшее наполовину, уставшее
раскалять камни города, вы-жигать пустыню. Совсем разные солнца.
- Алла-алла-алла! - кричит магнитофонный муэдзин с минарета.
Умм! Умм! Умм! - гремит электронный звонарь в невидимой, церкви.
- Фрауля! Фрауля! - поет торговец клубникой.
Он несет большую плетеную корзину на голове, сверху его не видно,
только корзина с розовой клубникой плывет по улице.
Фыркают моторы в посольском дворе.
Муэдзин зовет на утреннюю молитву - значит, шесть часов утра. Каир уже
на ногах. Спешат в магазины слуги и те, у кого, нет денег на слуг.
Открываются офисы, кинотеатры и музеи - надо успеть сделать ровно половину
дел до полудня, до того, как солнце зальет улицы раскаленным маревом,
загонит все живое в тень. Тогда вымрут улицы египетской столицы. Люди
попрячутся в прохладные холлы, в комнаты, в каморки, под разноцветные
зонтики чайных и кофеен и будут пережидать жару;
Но пока утро. Аромат цветов еще не перебит испарениями бензина.
Освеженная ночной прохладой, пахнет каждая травинка. С берега Нила доносится
запах эвкалиптов и жасмина. Слева - в конце улицы - Нил. Справа за домами
-- канал Бахр-эль-Ама. Между ними вытянулся остров Гезира. В северной части
острова - Замалек: район богатых видя, особняков, посольств. Здесь не место
слепым каменным лачугам, которыми забит Старый город. В Замалеке - колония
советских специалистов, особняк в четыре этажа с плоской крышей.
На первом этаже живут переводчики. У них нет пока своих квартир,
поэтому и семьи в Советском Союзе. А сами хозяева первого этажа в