"Владимир Короткевич. Цыганский король" - читать интересную книгу автора

Лишь теперь увидел Михал, что от пущи тянется странная процессия. Люди,
проводившие старейшину к месту последнего успокоения, шли гуськом, по
одному. Впереди - цыганы, за ними - цыганки.
У шатра постепенно начал разгораться костер, люди бросали в него сухие
палки. Длинная молчаливая змея медленно приближалась от пущи.
Когда она прошла половину дороги, кто-то вылил в костер кадку воды.
Зашипели головешки. И сразу запылал костер у соседнего шатра. В его
неуверенном свете Яновский увидел фигуру простоволосой женщины, которая
шла навстречу процессии, держа в руках головешку. Платок на плечах женщины
развевался от быстрой ходьбы.
Вот она подошла к первому, подала ему головешку. Тот взял ее, не
оглядываясь через плечо следующему, а сам вымыл руки и лицо водой, которую
полила ему из кувшина та самая женщина. Все передавали головешку через
плечо, все мыли руки. Последняя старуха, также не оглядываясь, бросила ее
на дорогу. И опять, жалуясь, запел хор. Яновский не понимал слов, но
волнение сжало ему горло.
- Иди, иди в свой далекий путь, - казалось ему, пел хор. - Головешка
последнего костра, забытая на дороге... Вертятся, вертятся колеса... Нет
покоя, нет отдыха... Мы едем, мы едем, исполняя древний завет... Далек
путь... Иди в тот край, где окончатся скитания, где тебя не обидят...
Вертятся, вертятся колеса... Бесконечен, вечен наш путь...
Женщина, размахнувшись, бросила пылающую головешку в шатер умершего, и
он сразу запылал ярким желтым огнем.
- Вот пылает твой шатер, последний твой шатер, - пел хор. - Скоро
ничего не останется от тебя на земле... Останется головешка на пыльной
дороге, дым забытых костров, и колеса твоего племени проскрипят во мраке
дальше. Вертятся, вертятся колеса... Далек путь.
Яновский не заметил даже, что все окончилось. Вывели его из
задумчивости шаги и голоса неподалеку. Под дубом стояло несколько темных
фигур. К удивлению Михала, они разговаривали по-белорусски.
- Вот и конец.
- От позора умер человек. Ой, роме.
Яновскому показалось, что первый голос принадлежит тому цыгану,
которому король дал тогда на крыльце пощечину, а второй - тому
несчастному, у которого гайдуки Знамеровского сбили ободья на дороге.
- Хватит, - прозвучал густой бас. - Плачем делу не поможешь. Но завтра
он нам ответит, этот голый бич.
- За другими таборами послали?
- Послали. Матис Августинович отправил четверых.
- Хорошо. Только держитесь, братья. Так держитесь, как только можно.
Заговорили по-цыгански, и Михал начал удаляться от тайного собрания.
Лишь по дороге домой он понял, что против Якуба готовят что-то недоброе,
и, хотя мотив цыганского плача стоял еще в его ушах, хотя дом
Знамеровского и вечные кутежи ему опротивели, решил предупредить короля.
Просто в знак благодарности.
Но во дворце снова пели, снова из окон доносились крики, бренчание
струн, звон разбитого стекла.
Из-под стола торчали ноги митрополита. Король Якуб сидел на своем
месте, охватив руками свою нечесаную голову. Карие глаза были вперены во
что-то, что он видел один. Михал тронул его за плечо.