"Анна Коростелева. Цветы корицы, аромат сливы" - читать интересную книгу автора

неправильно его запомнив (на самом деле она была Наина), и это стало
последней каплей.
- Ничего, синие волшебные птицы луани - вестники появления Си Ван Му,
повелительницы Запада, - утешил его Ди, но, выходя за дверь, не выдержал и
сам заржал.
И вот теперь Сюэли сидел у себя в комнате на краешке стула и выводил:
"Перво-наперво, в пьесе автора волшебная вещь представляет собой бриллиант
на шапке, который должен повернуть, а в спектакле волшебной дудочкой
заменили" и так далее.
- В эпоху Восточная Цзинь был один малоизвестный писатель, Лу Сян, -
сказал он, обращаясь к Шэнбэю, Лю Цзяню и Чжэн Цину, которые резались в его
комнате в мацзян, - который утверждал, что в абсолютно любом произведении, о
чем бы оно ни было, непременно должна присутствовать такая большая птица,
очень большая, огромная птица. И эта огромная птица сидит себе и ни на кого
не обращает внимания, потому что ей на всех наплевать. Ни на кого не смотрит
эта птица, повернулась ко всем спиной. Причем Лу Сян не указывает, что это
за птица, - луань, фэнхуан ли это или другой конкретный вид. Потом наконец
птица поворачивает голову и смотрит так, чуть-чуть, одним глазом. Историки
литературы более поздних эпох спорили о том, подразумевалось ли под этой
птицей провидение или что-то иное.
- А в произведениях самого Лу Сяна была эта птица? Которая везде должна
быть? - лениво поинтересовался Чжэн Цин.
- Что интересно, нет, - живо ответил Сюэли и вскочил. - Об этом я
как-то не подумал. - Он начал ходить по комнате, насколько позволяло
пространство. - Лу Сян никогда не переводился ни на какие языки. Но вот что
приходит мне в голову: что Метерлинк каким-то образом реализовал концепцию
Лу Сяна!


Благодаря Ди Вэй Сюэли попал в одно из самых засекреченных учреждений в
Москве - в ЦГАТД (Центральный государственный архив трофейных документов). В
это огромное серое здание он даже шел от метро "Водный стадион" с оглядкой,
поскольку подписал бумагу о том, что никому не выдаст его местонахождения.
Как Сюэли позднее объяснял Ди, по-видимому, это здание прежде было
тюрьмой, и когда его отдали под архив, кабинеты нумеровались в порядке
освобождения камер. Чтобы отдать отношение из МГУ, он бродил по катакомбам
несколько часов, пока самый настоящий дворник в фартуке, с метлой и
окладистой бородой не спросил его: "А ты чего прищурился?". Сюэли вовсе не
прищуривался, это был нормальный для него раствор глаз, зато он наконец
сумел задать свой вопрос и получить доброжелательный ответ.
Напротив читального зала отдела трудночитаемых рукописей, в коридоре,
стояла бронзовая статуя Саломеи с головой Иоанна Крестителя на блюде.
Старейшие сотрудники припоминали, что она была преподнесена архиву в дар
западными коллегами. Архивные работники давно заметили по опыту, что на кого
из посетителей архива Саломея взглядывала прямо в упор, тот больше уже
никогда не приходил. При том, что достаточно было просто сесть в зале
напротив дверей, чтобы оказаться как раз на линии взгляда Саломеи,
контрольных случаев для наблюдения у них было море. Сюэли не владел этой
информацией, но интуитивно держался подальше от линии взгляда статуи.
Особенно заинтересовал Сюэли перелаз - чтобы попасть из отдела заведомо