"Анна Коростелева. Александр Радищев" - читать интересную книгу автора

Анна Александровна Коростелева

Александр Радищев

Невозможно подумать, чтоб книга сия на иное
что годилася, как на завивальныя бумашки.
А. Н. Радищев

Прекрасное, как богиня Афродита, французское судно "Бель Этуаль" стояло
у кронштатской пристани, и на берег с него не сходил никто. Не то чтобы его
экипаж поразила чума, нет; но проблема вокруг этого судна, разраставшаяся с
каждым днем, начинала уже в чем-то напоминать эту болезнь.

- Я тяжко болен, - быстро сказал Воронцов, чтобы только не слышать об
этом деле. Чтобы еще вернее предупредить всякие сомнения на свой счет, он
сказался в отпуску и покинул столицу. Взять на себя ответственность за такое
решение не мог никто.
Даль, начальник таможни, еще меньше Воронцова хотел во всем этом
разбираться. Будучи неординарно уже стар, не блестяще видя, слыша и владея
русским языком, он не затруднился сложить с себя это бремя.
Собственно, все дело было в неподаче экипажем "Бель Этуаль" корабельных
объявлений, попросту говоря - таможенных деклараций. Кронштатские
таможенники, побитые жизнью, молью, затюканные тяжелейшими обязанностями,
держались крепко: ни один француз не сошел на берег Кронштата за те четыре
дня, что корабль украшал собою гавань. Скандал назревал, эхо этого скандала
уже рокотало вдали, чернила в дипломатической переписке сгущались и
приобрели предгрозовой цвет. Все это усугублялось тем, что в Петербург ехал
посланник Франции граф Сегюр на переговоры с императрицей. Собака была
зарыта основательно: такой ненавязчивой неподачей корабельных объявлений
французы надеялись создать прецедент разгрузки своего судна в российском
порту без таможенного досмотра и каких-либо формальностей. Надежда Франции
основывалась на том, что русским, работающим спустя рукава, надоест видеть
каждое утро через забрызганное дождем окошко торчащий у них в порту "Бель
Этуаль", и они махнут на все рукой. Но русские почему-то уперлись, и
разрешить это дело не могло ни одно высокопоставленное лицо, и даже хуже:
чем более высокопоставленным было это лицо, тем менее оно могло разрешить
это дело. Если пинками заставить капитана "Бель Этуаль" маркиза де ла
Гасоньера подать объявления, размышлял Воронцов, то - в Петербург едет
Сегюр, и скоро доедет, и на высочайшей аудиенции окажется, что у нас с
Францией дружба, и кто тогда будет виноват в бесчеловечном обращении с
моряками дружественного этого государства? Но если дать "Бель Этуаль"
разгрузиться, то посланнику останется только со сладкой улыбочкой сослаться
во время аудиенции на этот случай, прося сделать это исключение общим
правилом для всех французских королевских судов. Если наверху сочтут, что
России это не с руки, и станут выяснять, кто создал нежелательный прецедент,
обнаружится граф Воронцов, голову которого на блюде... и так далее. С другой
стороны, косяки французских судов, швартующиеся в устье Невы, битком набитые
запрещенными ко ввозу контрабандными блондами[1]... Сия картина Апокалипсиса
вставала перед глазами Воронцова, вызывая взаправдашнюю горячку; нет, ни
одно сколько-нибудь заметное лицо в государстве в этой ситуации не могло