"Валерий Королев. Похождение сына боярского Еропкина [И]" - читать интересную книгу автора

- А по Руси-то, выходит, тоскуете.
- То, кормилец, бывальщина тоскует, а народ про тоску забыл. Да и
бывальщину, почитай, я один помню. Бывальщины сказывать давным-давно
заказано. Таков порядок. Ты, милостивец, не выдавай меня. За бывальщины-то
да за речь старую, плавную - смерть огненная.
- Это как? - насторожился Еропкин.
- К столбу привяжут, поленьями обкладут. Строго с этим. Бывальщины-то
от прошлого ведомого в неведомое зовут, баламутят течение свободной жизни.
Без них спокойней. Моя бы воля, я бы запретил помнить и то, что было вчера,
дабы народ жил только сегодняшним.
- Стало быть, бодливой корове Бог рогов не дал? - усмехнулся Еропкин.
- Не дал, не дал, - сокрушался старик. - Сын мой, Смур, власть у
меня отнял. Воспитал я его на свою голову. Ты уж Смуру не сказывай про то,
что я плел. Я-то, значит, тебе потрафить.
- Ладно, - благодушно обещал Еропкин и по-родственному с пьяной
откровенностью сообщал старику: - Нам с тобой на Смура - тьфу! Мы без него
возвеличимся. Вот он, дукат-то, - вытягивал из-за пазухи кисетец, - в нем
все: и власть, и сласть. Вовремя только его за левое плечо кинуть. Ты меня
держись. Старость твою блюсти буду, тако как ты Страховиде - дед.



19

С незапамятных времен повелось: за забором у соседа, в государстве ли
за рубежом углядит что-либо русский человек, пригожее к собственному
обиходу, и, известное дело, озадачится. Но не тем, как отнять, а как
перенять да приспособить к своему образу жизни, чтобы не жало, не терло,
глаз не кололо, не резало ухо и было бы по сердцу и по душе. Оттого-то и не
завистлив русский человек, не клонен к стяжательству и к хищничеству,
великая привередливость - надежная оборона от них.
Но коли уж что переймет русский человек да приладит к собственному
употреблению, тут, считай, перенятое ему - родное. Тут уж и не разберешь,
когда оно к нему пришло, от кого досталось - больно уж складно, со вкусом
излажено и имеет такой особый, неведомый иным народам смысл, что берет
сомнение: уж не иные ли у русских переняли сие да испортили, ибо не видно у
них в предмете духовной сути, ради чего выдуман предмет. И то: у иных
абсолютизм, цезаризм, вечная диктатура, воплощающая самое себя, а у русских
- самодержавие, воплощающее волю Божию для народа. У иных принадлежность к
высшим сословиям - привилегия, на Руси же - служение. У иных в упряжке
лошади цугом тащатся, а на Руси тройка скачет, колокольчик звенит и ямщик
песней сердце себе изводит, да так, что и седок, и тот, который возле дороги
стоит, взгрустнут о прошлом и задумаются о Боге. И Иисус Христос на Руси -
свой. Молитвами Пречистыя Владычицы Богородицы, Хранительницы и Заступницы
Руси, Он - светел, и вера в Него на Руси светлая, противная стяжательству и
завистничеству. Русский человек не верует на все лады, с оглядкой на всякий
случай в надежде за веру что-либо поиметь, но, как дитя родителей,
бескорыстно почитает Бога, просто потому, что Он есть. Господь Иисус за это
любит русских людей, любя - учит, уча - наказывает, ибо надеется на них.
В поход ватага Еропкина выступила по первому крепкому заморозку, когда