"Патриция Корнуэлл. Мясная муха ("Кей Скарпетта")" - читать интересную книгу автора

никогда не захожу, не начинаю разговор, не назначаю свидания. Никогда,
никогда, никогда.
Все это ложь.
Бентон Уэсли вот уже шесть лет живет в изгнании с этой ложью.
Он садится на скамейку, кладет руки на колени, переплетя тонкие пальцы.
Его сердце начинает нервно колотиться от страха и волнения. После стольких
лет погони за справедливостью он получил в награду изгнание, вынужденную
необходимость принять то, что не существует ни его, ни тех, кого он когда-то
знал. Иногда он почти не помнит, кем был в прошлом, так как постоянно живет
в своих мыслях, разнообразя жизнь лишь чтением философских и религиозных
книг, истории и поэзии. Иногда он ходит в парк кормить голубей, или
куда-нибудь еще, где с легкостью становится частью безликой толпы местных
жителей и туристов.
Больше он не шьет одежду на заказ, бреет наголо свои густые седые
волосы, носит аккуратно подстриженные усы и бороду, но его фигура и манера
держать себя сводят на нет попытки выглядеть неряшливо и старше своих лет. У
него загорелое гладкое лицо, офицерская выправка. Он хорошо сложен, в
хорошей спортивной форме, сквозь загорелую кожу четко просвечивает голубой
узор вен. Бентона знают во многих спортивных клубах здесь, в округе. Когда
дело касается его физического состояния, он безжалостен к себе, ведь боль
напоминает, что он еще жив. Бентон не позволяет себе ходить в одни и те же
места постоянно, например, в одни и те же спортклубы, магазины, или
рестораны, это может быть опасно.
Заметив краем глаза приближающуюся тучную фигуру Пита Марино, он
оборачивается, умело сдерживая волнение и радость, которые испытывает при
виде своего давнего друга и бывшего коллеги. Они не виделись с тех пор, как
Бентон якобы умер, в соответствии с планом программы по защите свидетелей.
Она была разработана специально для него, и ее секрет вместе хранили
лондонская городская полиция, Вашингтон и Интерпол.
Марино усаживается возле Бентона, сперва проведя рукой по скамейке. Он
достает пачку "Лаки Страйк" и после нескольких неудачных попыток прикурить
наконец затягивается. Бентон замечает, что руки Пита дрожат. Они молча сидят
на скамейке, наблюдая, как от причала отчаливает лодка.
- Был здесь когда-нибудь в концертном зале? - в голосе Марино слышится
волнение, хотя он пытается его скрыть, покашливая и нервно затягиваясь.
- Слышал какую-то группу четвертого июля, - спокойно отвечает Бентон. -
Я живу недалеко, оттуда все слышно. Как дела?
- Но сам ты не ходил, - Марино пытается говорить естественно, как в
старые времена. - Могу тебя понять. Я бы, наверное, тоже не пошел. Толпа
безмозглых фанатов. Вообще не люблю толпы. Прямо как в магазинах. Дошло до
того, что я даже по магазинам не могу пройтись, - он выпускает облако дыма,
сигарета дрожит в его толстых пальцах. - По крайней мере, ты не живешь там,
где музыки вообще не слышно, приятель. Могло быть и хуже. Я всегда говорю,
могло быть и хуже.
Худое симпатичное лицо Бентона не выдает мысли и чувства. Его руки
спокойны. Он контролирует свои эмоции. Он никому не приятель, никогда им не
был, его охватывает горькая печаль и гнев. Марино назвал его приятелем,
потому что не знает, как еще его назвать.
- Я прошу тебя не называть меня приятелем, - сдержанно произносит
Бентон.