"Юрий Михайлович Корольков. Операция Форт " - читать интересную книгу автора

руки, поднимали за волосы, бросали на пол... Били по лицу, в зубы, но так,
чтобы не оставалось повреждений. Наконец, взбешенный моим молчанием,
Иваньковский, первая сволочь в мире, ударил меня револьвером по голове. Я
упал, обливаясь кровью. Несколько раз терял сознание. И вот тогда под
влиянием нахлынувшей апатии я сознался, что работал в подполье.
Мне грозит смертная казнь, если до того не случится чего-то
исключительного. Ночью я два раза пытался выброситься из окна четвертого
этажа, но меня хватали и снова били.
На рассвете меня опять повели на допрос, требовали, чтобы я назвал
фамилии товарищей, работавших со мной. Снова долго били и ничего не
добились.
Фактически я уже распрощался с жизнью, и все же хочется, так хочется
жить! Без борьбы я не сдамся, без борьбы не умру. Если все же придется
умереть, то встречу смерть с высоко поднятой головой.
Прощайте! Ваш Зигмунд".
"Второе письмо Зигмунда Дуниковского.
Дорогие товарищи! Я уже писал вам, что пал жертвой провокаций. Я
сознался под пыткой. Сегодня предстоит суд скорый, но неправый. Меня,
возможно, расстреляют. Ухожу из жизни со спокойной совестью, никого не
выдав.
Будьте счастливы и доведите дело до конца, чего мне, к сожалению, не
удалось.
Прощайте. Ваш Зигмунд".
Яков дочитал письмо, и в мастерской воцарилось глубокое молчание.
Казалось, неизвестный Зигмунд обращается к каждому из них.
- Вот парень, все на себя взял и дикого не выдал, - устремив невидящий
взор куда-то мимо товарищей, сказал Хорошенко.
- А я ни за что б не сознался, - возразил Яков. - Все равно смерть.
Признался, а его опять били.
- Читай дальше, - сказал Саша Чиков.
Гордиенко поднял газету.
"Письмо Доры Любарской.
Славные товарищи! Я умираю честно, как честно прожила свою маленькую
жизнь. Через восемь дней мне будет двадцать два года, а вечером меня
расстреляют. Мне не жаль, что погибну, жаль, что мало сделано в жизни для
революции.
Как вела я себя при аресте, на суде, вам расскажут мои товарищи.
Говорят, что держалась молодцом. Целую мою старенькую мамочку-товарища.
Чувствую себя сознательной и не жалею о таком конце. Ведь я умираю, как
честная коммунистка. Мы все - приговоренные - держим себя хорошо, бодро.
Сегодня читаем в последний раз газеты. Уже на Берислав, Перекоп наступают.
Скоро, скоро вздохнет вся Украина, и начнется живая, созидательная работа.
Жаль, что не могу принять в ней участие.
Ну, прощайте. Будьте счастливы. Дора Любарская".
"Второе письмо Доры Любарской.
Мне осталось несколько часов жизни. Понимаю это так ясно, так четко, но
не могу осознать, что скоро перестану чувствовать, слышать и понимать.
Но откуда в сердце живет какая-то надежда? Скверная человеческая
натура! Ведь понимаю, что спасения нет и ждать его неоткуда... Чем дальше,
чем тяжелее владеть собой, притворяться бодрой, разыгрывать молодца. Я еще