"Владимир Кораблинов. Азорские острова" - читать интересную книгу автора А вот еще одно памятное паломничество. Кажется, в девятьсот пятнадцатом
отец привел меня на тихую, с пыльными тополями, заросшую выгоревшей муравкой улицу и, указав на неприметный, в три окна домишко, сказал: - Тут жил Никитин... Я много знал о нем: что дворничал, встречал и провожал мужиков-извозчиков, что жизнь его была тяжкая. Кроме всего, он в нашем доме пребывал не только в виде толстой синей книги с золотыми калошными буквами на переплете "Сочинения И. С. Никитина", но почти как родня: жила легенда о дедушке Якове Петровиче, будто бы он с книгопродавцем и поэтом Никитиным был в отношениях самых близких и дружественных; будто бы из книг, взятых именно в никитинской лавке, списывал в свою тетрадь полюбившиеся ему стихи, среди которых были и недозволенные, крамольные - рылеевские и даже "Вольность" Радищева. О дедовой книге мною уже помянуто. Более того, я бы даже так сказал: дедова книга есть начало моей жизни. И это не через край хвачено, не для красного словца, а потому, что книга эта действительно была для меня как двери сказочного Сезама, потому, что через нее-то и вошел я в дивный мир художества. Помните, я о дедушкином почерке говорил? О красоте его стремительных строк, о музыке, звучащей в стройных столбцах стихов? Я любовался, но этого оказывалось мало: восьмилетним я возмечтал сравниться с Яковом Петровичем в каллиграфическом искусстве. Принялся подделывать свое письмо под его почерк. Старательно переписывал разное из дедушкиной тетради - и "Под вечер осени ненастной", и "Глагол времен, металла звон", и другое, многое. Конечно, куда моей слабой, неопытной руке было тягаться с тонким художеством! Но я марал и смутное чувство неудовлетворенности бередило, посасывало, как болячка. И вдруг понял: надо сочинить самому! Но о чем же? И как это делается? Как раз случились тут беглые арестанты, убитые в кирпичном сарае. Это ужасное событие заполнило мое воображение чрезмерно (кстати, и Жана Вальжана историю недавно отец прочел нам вслух); ни днем, ни особенно ночами я места себе не находил, и за что бы ни принимался - разглядывал ли любимую свою "Ниву", решал ли примеры из задачника Евтушевского* (меня уже готовили в гимназию), расчищал ли снег после ночной метели, - мысли вертелись вокруг одного: снег, поле, беглые арестанты. ______________ * Известный учебник по арифметике. И уж не знаю сам, как оно получилось, но вечером в тетрадке, где я упражнялся в каллиграфии, появились первые в жизни сочиненные строчки: В глуши лесной, Где волчий вой, Стояла хижина одна. В ней беглый каторжник сидел И в даль дремучую глядел... Отсюда и началось. - Тут жил Никитин, - благоговейно сказал отец. - Эти три окна из его |
|
|