"Владимир Кораблинов. Азорские острова" - читать интересную книгу автора

сама улица Мало-Садовая была не как другие, она была знаменитая: на ней жил
всему миру известный клоун Анатолий Дуров. Дуровская усадьба лепилась по
крутому взлобку, над рекою, в самом конце улицы. В какой-нибудь сотне шагов
от Иван Дмитричева дома.
И вот однажды мы отправились к Дурову.
Здесь, на окраине города, он насадил сад, сбегавший по склону к реке, а
в саду завел множество чудес. Гроты, лабиринты, таинственные подземные
переходы, забавные китайские храмчики, ротонды, причудливо подстриженные
деревья и античные статуи, - чего только не придумал, не понастроил, украшая
маленький клочок воронежской земли, этот неисчерпаемый на выдумку человек!
Огромная, в два человеческих роста голова, нелепая, пучеглазая, близкая к
плотоядным маскам великолепных раблезианских обжор, встречала озадаченного
посетителя. В широко разинутой зубастой пасти была устроена приземистая
дверь, на которой виднелась надпись: "Вход воспрещен". И это было
таинственно, жутко, и все думалось: а что там, за этой дверью? Груда диких
валунов громоздилась возле. На одном из камней виднелись коряво вырубленные
стихи:

Люди каменного века
Были с сердцем человека,
У людей же наших дней
Сердце тверже всех камней...

Эти стихи сочинил сам Дуров.
В садовом павильоне был музей. Я хорошо запомнил этот дом чудес, и
особенно две комнаты: в одной были собраны картины и рисунки, в разное время
подаренные Дурову известными русскими художниками; другая представляла собою
выставку необыкновенных живописных произведений самого артиста.
Необыкновенность заключалась в том, что картинки эти не просто были написаны
красками, а частью создавались из так называемого бросового материала -
кусочков дерева, битого стекла, разноцветных камешков, тряпок, клочков
бумаги, кожи, - да я уж и не знаю, чего там только не было! С поразительной
выдумкой и своеобразным мастерством все это наклеивалось на фанерные
дощечки, на стекло, на мешковину и подцвечивалось яркими красками.
И что ни шаг - дивное диво, глаза разбегались и горели щеки, а в груди,
в животе - ледяной холод восторга. Тут, в этой необыкновенной комнате, стоял
полумрак; высвечивая отдельные подробности картин, невидимые горели
лампочки. Их свет был разный по силе - то яркое сияние, то словно из-под
земли. И от этого странной, зачарованной казалась приземистая комната;
казалось, что не все еще увидены чудеса, что главное чудо где-то еще
притаилось, ждет...
Этим чудом был перископ. Из полутьмы являлось видение: на большом листе
белой бумаги желтела песчаная отмель реки, двигались голые люди, кидались в
синюю воду, взрывая ее серебристо-белыми брызгами; женщина в красной юбке
полоскала белье, шлепала вальком беззвучно; рыболов закидывал удочку, и тень
от его челнока извивалась по воде черными маслянистыми змеями; в пузатой
семейной лодке проплывали на распашных молодые люди в шляпах из соломки, в
пиджаках и галстуках, и с ними две девицы, одна под розовым зонтиком, другая
с гитарой, в венке из желтых кувшинок...