"Владимир Кораблинов. Азорские острова" - читать интересную книгу автора

бешеный скок над землею - повыше леса стоячего, пониже облачка ходячего, -
высоко, так высоко, что дух перехватывает в груди; а навстречу - косяк
гусей, тревожно гогочущих, летящих в ночи среди медленного кружения снежинок
близкой зимы.
- Здравствуйте, сто гусей! - кричу вожаку.
- Нет, - отвечает старый гусак, - нас, парень, не сто, а вот если б еще
столько, да полстолько, да четверо столько, да еще бы один - тогда лишь сто
набралось бы...
И хоть под облаками несет меня вороной, а все внизу - как на блюдечке:
черные мельницы на краю села, в избах огни погасли. В белое зимнее поле из
темной лесной чащи

Выходит волк Мартын, лобастый и седой,
С волчицею своею молодой...

Эти стихи про коня, гусей и волков, про дивный ночной полет над землею
я написал в голодном послевоенном году. Они были заглавными в большой
подборке "Пущи заповедные". Но редактор альманаха сказал:
- Какая же в них идея? Наподобие детских сказок...
И велел эти стихи заменить другими. Я написал другие, тоже про свое
детство, но тут уже была буденновская конница и благородные олени,
выпущенные на волю из знаменитого зверинца принцессы Ольденбургской. Стихи
напечатали в "Литературном Воронеже", но московский критик все равно и в них
не нашел идеи и опубликовал насмешливую статью о моих "Пущах", после которой
у меня надолго пропала охота к сочинению стихов.
Но что же все-таки было?
Помню, ночевали как-то у нас степные мужики. Поужинали, помню,
поговорили с отцом. На расстеленной белой кошме улеглись спать. А ранним
утром пошли во двор запрягать, вывели из сарая лошадей, и тут кто-то возьми,
шутя, да и посади меня на широченную спину огромного вороного жеребца.
Боже ты мой! Какая радость охватила, какой восторг, но ведь и страшно
же... До крика страшно! И как явственно почувствовал я горячее конское тело,
вздрогнувшую могучую спину всхрапывающего косматого чудовища...
- Ай! - испуганно с крыльца закричала мама. - Снимите, снимите скорее!
Убьет!
- Да нешто, матушка, он у тебя не мужик? - ссаживая меня на землю,
посмеиваясь в рыжую бороду, сказал шутник.
Вороной косил на меня огненным глазом, потряхивал длинной, тяжелой
гривой. Лениво падал первый тихий снежок, сорока на плетне бранилась.
Вот и все, что было. А ничего, собственно, и не было. Но в памяти
осталось диво, волшебный полет, в снегопаде летящие гуси, волки на белом
снегу...
Да ведь как осталось!

Итак, весь мир мой делился на две части - Углянец и Воронеж. Город со
временем (начиная с гимназии) займет в этом мире если не главное, то равное
с Углянцем место, а пока, в ту пору, о которой идет речь, город как
праздник, раз или два в году, и всегда ненадолго - день-два, с ночевкой
обязательно в старой гостинице братьев Абрамовых, что на Большой Московской,
под басовитыми колоколами Митрофания.