"Владимир Кораблинов. Азорские острова" - читать интересную книгу авторадружбе с Иваном Савичем Никитиным), - это уже восторги литературные. Это уже
начало жизни, осложненной сомнениями, тревогами, предчувствиями. Это уже волшебный клубочек покатился, позвал за собой. И это та самая таинственная пора бытия человеческого, когда преступаем мы неуловимую черту, за которой безвозвратно остается похожий на милую раскрашенную картинку мир детства и начинается нечто иное, где исподволь, помаленьку приучая нас, показываются во сто раз уменьшенные, но удивительно точные модели печалей, разочарований и мимолетных восторгов ожидающего нас взрослого существования. Тут и отчаяние от бессилия создать что-то свое (пусть это безделица, кораблик из сосновой коры или две строчки стиха), и горечь обиды, ничем не заслуженной (верзила-семинарист каждый день при встрече выдает мне, как говорят, пенделя, и я, толстый, неповоротливый, в гимназической ватной шинели, кубарем позорно качусь по крутому спуску Мало-Чернавской улицы), в сладкое обмирание при взгляде на Маргариту Зайцеву, гимназистку пятого класса. А я всего лишь был приготовишкой, то есть учеником приготовительного класса воронежской второй гимназии. Сознание собственного ничтожества причиняло боль. Однако это все в будущем. Пока же вселенная делилась на две части: село Углянец и город Воронеж. В Углянце - папа, мама, сестра Леля и бабушка Александра Васильевна. Старшего брата не считаю - он где-то далеко, в городе Харькове. Он студент медицинского факультета. Мы жили тихонько, с нами ничего не случалось. Вечерами отец переписывал керосиновой лампы. Мама всегда что-нибудь шила или штопала; Лелька шепталась с куклой, баюкая, укладывала ее спать. А мы с бабушкой резались в "пьяницу" - азы картежной игры, где все до того просто, что и пятилетнему под силу. Но ведь - карты, азарт, смехотворное, но все же подобие настоящей страсти - с воплями, иной раз со слезами и ссорой. Старушка играла с увлечением, мы с ней неистовствовали на равных. А не то рассказывать примутся. Тут бабушка была великой мастерицей, - и все про страшное, про разбойников, про мертвецов, про нечистую силу. Как, например, дедушка Авсенев купил водяную мельницу, польстился на дешевизну, да и не рад был потом: всякую ночь на чердаке, над жилой горницей - топот, шум, скок, потолок ходуном ходит, сквозь щели в досках земля сыплется сверху... И что ни делали, как ни стращали нечисть, - молебствовали, святой водицей кропили - все пустое: скачут, проклятые! Вот тут-то и приводилась удивительная история о том, как наша полубабушка бесстрашно вступила о борьбу с нечистой силой и всем показала, что не телесной крепостью славен человек, а силой духа. Как только прослышала, что на авсеневской мельнице творится, так сразу вечерком и отправилась туда. В соседних ведь селах жили, из села в село всякая новость враз достигает, а тут такое... Нуте, пришла крохотка, помолилась на образа, бадиком своим грушевым на потолок указала: как там, дескать, не началось ли? - Да нет, - говорят, - вот сидим, ожидаем, трясемся... ох, господи! А только лишь топотня пошла, она - старику Авсеневу: |
|
|