"Олег Корабельников. И распахнутся двери" - читать интересную книгу автора

Тогда и началось мое бесконечное блуждание по мирам в поисках своего,
так и не найденного, и неизвестно, придет ли тот день, когда...

Девушка по имени Жанна попыталась умереть. Она училась в институте, где
преподавал тот, кого она нечаянно погубила, и ей объявили бойкот. Даже
парни, любившие ее или делавшие вид, что любили, не подходили к ней и не
заговаривали. Все восхищались погибшим. Его уважали студенты, коллеги ценили
за живой ум и большие знания. Ему прочили большое будущее. Он был красив,
остроумен, добр. Нежен с отцом, щедр с друзьями, благороден с девушками.
После смерти его часто вспоминали, и постепенно память о нем обросла
легендами, полуправдивыми и благожелательными.
Выходило так, что смерть уничтожает лишь тело человека но возвеличивает
его тень и придает блеск его былым отражениям.
Все молча расступались перед Жанной, уступали ей дорогу и так же молча
поворачивались спиной. На лекциях никто не садился рядом с ней, но посылали
записки, едкие и жестокие. Она старалась не замечать этого, ходила, высоко
подняв голову, в подчеркнуто ярких платьях, смеялась невпопад и на записки
не отвечала.
Но однажды после самых обидных слов, высказанных; в лицо: "Уж лучше бы
ты, чем он...", - она не вынесла отчуждения и ненависти тех, кто раньше
преклонялся перед ней. Она проглотила все таблетки, какие нашлись в комнате
общежития, и легла в постель, не забыв перед этим разметать чисто вымытые
волосы по белоснежной подушке и надев красивое платье. Одну руку она свесила
вниз, другую положила на грудь. Записку оставила на видном месте. Крупные
скачущие буквы говорили о том, что она ни в чем не виновата, но и в смерти
своей никого не обвиняет, и если этот поступок хоть немного искупит
несуществующую вину, то пусть ее похоронят неподалеку от того, кого она
полюбила по-настоящему и жить без которого уже не в силах...

Хамзин тоже был обыкновенным человеком и тоже с маленькими
странностями. У него болела душа. Болела давно и остро, не давая ему ни
передышки, ни поблажки. Все приносило Хамзину боль: тяжелое тело, склонное к
болезням, гневливая и мелочная жена, мстительная теща, давно осточертевшая
работа. Институт ему дался легко, и на работу он быстро устроился, да и
невелика была хитрость в таком ремесле: изобретенные двести лет назад
паровые котлы в принципе оставались одними и теми же, разве что с небольшими
оговорками. Работу свою он знал, но не любил. Жил с женой и тещей и, успев
узнать их досконально, тоже не любил. И виделся ему в этом некий философский
смысл, о чем он неоднократно заводил разговор с Поляковым.
Гремя сапогами по гулкой котельной, он расхаживал от топки до кучи
угля, заглядывал в насосную, и почему-то ему очень не нравилось, когда
Поляков закрывал дверь в свою комнатенку. Наверное, ему казалось, что
Поляков избегает его, старается отгородиться тонкой подвижной доской,
подвешенной на скрипучих петлях, и всегда распахивал дверь настежь, когда
осматривал котельную. Поляков на это только усмехался, углублялся в чтение
очередной книги и раздражения своего не показывал.
Потом Хамзин грузно усаживался на табуретку и начинал разговор. Он ни с
кем не говорил так много и никому не изливал душу так, что, казалось, - вся
она вытекает из ран невидимой, но осязаемой до острой боли сердцевины
человека.