"Ф.Коплстон. От Фихте до Ницше. " - читать интересную книгу автора

способен возвышаться до абсолютной точки


28

зрения и становиться, так сказать, проводником рефлексивного осознания
абсолютным мышлением или разумом своей собственной деятельности. Если это
условие выполняется, то существует определенная преемственность между
кантовской идеей единственно возможного научного типа метафизики и
идеалистической концепцией метафизики. Но здесь, конечно, имеет место и
очевидное раздувание, если можно так выразиться, а именно: кантовская
теория познания раздувается в метафизику действительности. Процесс
раздувания остается в какой-то мере преемственным. Уходя далеко за пределы
того, что рассматривалось самим Кантом, он в то же время не является
простым возвратом к докантовскому пониманию метафизики.

Трансформация кантовской теории познания в метафизику реальности,
конечно, несет с собой некоторые важные изменения. К примеру, если с
устранением вещи в себе мир становится самопроявлением мышления или разума,
то кантовское различение априорного и апостериорного утрачивает свой
абсолютный характер. И категории*, вместо того чтобы быть субъективными
формами или концептуальными матрицами человеческого рассудка, становятся
категориями реальности; они вновь обретают объективный статус.
Телеологическое суждение тоже больше не является субъективным, как у Канта.
Ведь в метафизическом идеализме идея целесообразности природы не может быть
просто эвристическим или регулятивным принципом человеческого ума,
принципом, который осуществляет полезную функцию, но объективность которого
не может быть теоретически доказана. Если природа - это выражение и
проявление мышления или разума в его движении к некой цели, то природный
процесс должен быть телеологическим по своему характеру.

Нельзя, конечно, отрицать громадного различия между скромным
представлением Канта о силе и размахе метафизики и представлением
идеалистов о том, чего может достичь метафизическая философия. Сам Кант
отверг требование Фихте о превращении критической философии в чистый
идеализм путем устранения вещи в себе**. Отсюда легко понять позицию
неокантианцев, которые позже в том же столетии объявили, что с них уже
хватит тонких метафизических спекуляций идеалистов и что настало время
возвратиться к духу самого Канта. Вместе с тем эволюция кантовской системы
в метафизический идеализм не является чем-то непостижимым, и замечания
этого параграфа могут способствовать объяснению того, каким образом
идеалисты могли рассматривать самих себя в качестве законных духовных
наследников Канта.


29

Из того, что было сказано о развитии метафизического идеализма, ясно,
что посткантовские идеалисты не были субъективными идеалистами в смысле
утверждения, что человеческий ум знает только свои собственные идеи,