"Полина Копылова. Святая, чужая, суженая (журн.название "Пленница тамплиера") " - читать интересную книгу автора

вверх - идти сразу стало труднее, но, преисполнившись восторга, она шагала
прямо к солнцу, пока Свет не принял ее.
До сих пор в храме ее родового замка служат благодарственный молебен за
небывало мягкую зиму: в тот год не встали реки, а сырой снег только в лесу
и держался; с пашен он сходил в тот же день, что выпадал. По
свежевыпавшему снегу и поскакал на охоту двадцатилетний тогда Бреон. Но
прежде звериных троп напал на следы босых ножек, а потом нашел и
отшельницу, лежавшую без памяти на снегу. Ее завернули в два плаща и
увезли в его замок. И когда она очнулась, недоумевая, как попала из
студеного леса в мягчайшую духоту перин, то первым делом увидела
золотоволосого рыцаря - он смотрел на нее из-за плеча дамы зрелых лет, и
улыбался. Через две недели рыцарь Бреон сопроводил ее во владения княгини
Уты. Слух о подвижничестве долетел туда раньше, и каждая деревня от мала
до велика целовала наследнице подол, и несла под благословение золотушных
младенцев.
После подвижничества тщеславие и убожество матери виделись ей по новому -
она жалела стареющую даму, которая спешила угнаться за временем, держа в
небрежении свою душу. Тем более что Господь удостоил ее самое, Этельгард,
великой награды: дурные крови больше не приходили. Потайное место источало
лишь капли прозрачной влаги, которая пахла весенней землей. Эта награда
осталась бы ее тайной, но женщины, которыми окружила спасенную наследницу
матушка - увядающие болтушки, обязанные наставлять ее в суетных женских
искусствах - перепугались, смешно сказать, что она беременна. Этельгард
долго не могла взять в толк, на что они намекают - а когда поняла,
засмеялась в первый раз после возвращения из леса. Да, крови не приходят,
ибо единственный мужчина, с кем она была близка - Спаситель, внявший ее
мольбам. Приживалки ничего не поняли - ни одна, кроме самой старшей, чьи
подвижные черты вдруг застыли, оттененные складками на переносице и у губ
- та сказала, что наградой за подвижничество стало бесплодие - и дай Бог,
временное, дай Бог, к лету крови придут, дай Бог.
Не дай Бог - мысленно взмолилась Этельгард. И Бог внял, больше того -
оделил новым высоким счастьем: тот самый Бреон, что наведывался в числе
прочих, и вел с ней пустяшные разговоры, испросил дозволения сражаться за
нее и славить ее имя. С ее именем в сердце и на щите он ушел в Первый
поход. И вернувшись, попросил ее руки: его лицо было таким, что она поняла
- отказать - значит совершить смертный грех; все грехи ее матери рядом с
этим будут простительны. Но в опочивальне, разоблаченная до сорочки,
Этельгард преисполнилась черных сомнений: со дна памяти поднялись охи и
шорохи торопливых соитий, запах дурной крови, острый душок сладострастной
испарины... Он вообразила себя опрокинутой, прижатой к ложу, распятой на
перинах напором похоти; исчез из памяти рыцарь, который просил дозволения
по всякому поводу. Он - муж. Как-то оно будет? Как-то оно будет?! Она
сидела в изножьи ложа едва жива, когда он вошел.
Он вошел. Опустился на колени. И гладил ее поверх сорочки, простирая вверх
горячие руки и закрыв глаза, гладил нежно и исступленно, пока она не
осмелилась дотронуться до его волос, провести рукой по щеке...
Она не рассказала ему про дарованную Господом чистоту. Решила - он должен
понять сам. Но каждый день усердно штудировала Анналы, читала повести,
изучала собрания былей и притч, стараясь постичь человеческую природу, ибо
считала, что дар чистоты дан ей для очищения душ людских, чего не сделаешь