"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автораздоровенные шишки. Этого трудно было не заметить, да она уже и не скрывала.
Это бывает от уколов. Поздно было скрывать. - Лучше бы ты умерла, - ответил я, глядя ей в лицо. Я ненавидел ее просто до безумия. Оказывается, она уже очень давно ездила к одному приятелю. Тот колол ей винт - это наркотик, хоть и не такой тяжелый, как, к примеру, героин. Но, безусловно, определенные последствия для психики были налицо, да и зависимость была выражена достаточно ярко. Доррисон неделями не выходила из глубокой депрессии. А я-то думал, чего это она две недели с трудом в Брянске высиживает, колотило ее регулярно. Дурак, грешил на партию. Партия, как оказалось, была совсем ни при чем. Партия в моих глазах была полностью реабилитирована. Не в НБП она от меня бежала. Я решил купить огнестрельное оружие и своими руками убить наркомана. Вскоре было куплено за какие-то смешные деньги отличное ружье. Старая немецкая двустволка, в неплохом состоянии. Из него-то уж убить можно было не одного наркомана, а сразу наркоманов пять или десять. Но, как оказалось вскоре, именно тот, нужный наркоман, вовремя сдох. А это значит, что убийство мной кого бы то ни было откладывается на неопределенный срок. В Брянске недели через две прошел очередной концерт Непомнящего. Перед концертом я сел за пианино, и мы дружно спели Мурку и Таганку. По залу ходила лысая Доррисон со свастикой на затылке, журналистки хором показывали ее друг дружке, со словами "жена Коноплева" и крутили пальцем у виска. Видок у нее был просто психоделический. Депрессивная Доррисон не стала дожидаться окончания концерта, и немедленно нажралась прямо за кулисами какого-то там портвейна с какой-то там водкой. Все повеселели и поехали в Боксерскую общагу для продолжения банкета. Там Непомнящий прочитал молодому поколению общего разговора, попросила у некоего Степана Блинова пластмассовый стаканчик из-под самогона, сблевала в него чистой желчью и протянула ему через весь стол к окошку: - Вылей, пожалуйста, в форточку. Ей сразу стало дурно, и вскоре мы поволоклись домой прочь. По дороге пришлось для профилактики все же ее набить немного, чтоб пришла в себя. Мы еще долго бродили по заснеженному ночному Брянску - я потерял свой ключ, а Хэлл, которая жила там же, с нами, свалила к каким-то театральным друзьям. Ночь обломов. Нас чудом вписал один местный рок-деятель, мой старый приятель, по имени Блондин. У Блондина были неплохие тексты, хотя сам по себе нравился он не всем. Законченный бабник и алкоголик, Блондин был природным альбиносом, с красными и почти ослепшими глазами. В трудные минуты жизни у Блондина всегда можно было чего-нибудь попросить. Он элементарно мог в домашних условиях сварить любое наркоманское зелье. Степан Блинов - крестьянский сын, из старинного русского города Унечи, был коллегой моего гитариста Боксера по учебному процессу. Отличался Степан истинным нордическим характером - не боялся трудностей и относился с энтузиазмом к любому делу. Просыпаясь обычно на занятия, Степан поворачивал голову влево. На спинке кровати у него была составлена настоящая порногалерея из наклеек от жвачки. И глядя на эти самые наклейки, не смущаясь ничуть самого Боксера, с тоскливым вздохом "женщину бы", Степан яростно принимался дрочить. Был, однако, Степан человеком принципиальным и политически грамотным, поэтому не стал сразу вступать в НБП, а долго прислушивался к нашим разговорам. Посещал собрания и написал свое заявление |
|
|