"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

основном остаются жить алкоголики и их несчастные русские жены. Несколько
тысяч людей потравилось суррогатным алкоголем. Так что последствия войны и
реформ для русской глубинки оказались примерно одинаковы, с той лишь
разницей, что после войны там кое-как все наладили, а сегодня это вряд ли
возможно. Ни у кого из жителей райцентров нет ни светлого будущего, ни
работы, ни детей, ни денег. Умирающие племена русских индейцев.
Дома у Михалыча я познакомился на свою голову с роковой барышней по
имени Доррисон. В неизвестно какой уже по счету раз, в этом году Доррисон
снова бросала университет, поэтому отвисала здесь. Ее парень Макс оказался
безучастным в ее судьбе, из общаги ее выпирали за неуплату. Доррисон одно
время была девушкой Непомнящего, и однажды он спас ей жизнь, когда она
повесилась в соседней комнате. Сашка вынул ее бездыханное, бледное и почти
уже мертвое тело из петли и в воспитательных целях больно набил по лицу.
Доррисон курила марихуану в бесчеловечных количествах и практически без
перерывов в течение нескольких лет. Снабжал ее ценным продуктом очень добрый
парень из далекой Тувы. Такой замечательной травы, как у тувинца, я не курил
больше никогда в жизни. Непомнящий тем временем круто зазнакомился с
девушкой Стасей из Украины. Стася с Доррисон, теперь как самые закадычные
подруги, любили с батлом водки общаться о наболевшем, гуляя по дворикам
ночной Москвы. К ним обязательно кто-то привязывался, и вечно они
кого-нибудь сначала посылали, а затем били бутылкой по голове, приползая в
квартиру на четвереньках с окровавленными лицами. Жертва, как правило,
оставалась лежать в луже крови. В милицейских сводках подобные инциденты
проходят под заголовком "убийства, совершенные на бытовой почве". Думаю,
впрочем, что на самом-то деле все совершалось именно исходя из глубоких
идеологических разногласий. Стася с Доррисон были прирожденными нацболками и
посещали все, абсолютно обязательные, требуемые для поддержания творческого
образа, партийные собрания и митинги. Мы их ласково называли "Валькирии
революции". Валькирии, как могли, старались образу соответствовать.
Доррисон теперь, ко всему прочему, партийное руководство доверило целое
звено - человек тридцать партийцев, которых следовало прозванивать перед
партмероприятиями. Данная тактика успеха в целом не имела. Люди,
записавшиеся однажды, совершенно необязательно устремлялись в светлое
будущее с широко расширенными зрачками. И после очередной подобной
малочисленной акции Доррисон вернулась с сильно разбитым лицом. С порога она
увлеченно начала рассказывать ужасную историю, как группа нацболов
неожиданно попала в засаду. По не очень людной улице, при странном
отсутствии ментов прямо наперерез нацболам выдвинулась группа каких-то
воинствующих верующих, с иконами и хоругвями. Это были члены какой-то
полурелигиозной политической общины. С криками: "Смерть педерастам!" и "Бей
Эдичек!" религиозные фанаты церковными хоругвями и какими-то знаменами
начали дубасить оказавшихся в явном меньшинстве и решительно не готовых к
битве нацболов. Враги оказались к странному стечению обстоятельств физически
мощнее, здоровее и просто старше обычных неформалов и прочих панков. Те, кто
выпил перед акцией, оказались посмелей, и драки не испугались, вступив в
абсолютно бесперспективный и катастрофически неравный бой. В первом ряду,
ясно дело, оказалась Доррисон. Избили ее отнюдь нешуточно. Теперь Доррисон,
негодуя, нервно расхаживала по михалычевской кухне:
- Суки православные! Это же надо, мрази. Люди, налейте мне водки
немедленно, иначе я сдохну. Суки-бляди, ненавижу!