"Роман Коноплев. Евангелие от экстремиста " - читать интересную книгу автора

- А не хотел ли бы ты, Боксер, возглавить Брянское отделение
Национал-Большевистской партии?
- А как такое возможно? - с недоверием, сдвинув брови, спросил Боксер.
- Ну, соберешь в общаге своих студентов, ты же у нас человек
авторитетный, одним словом - Боксер, соберешь с них заявления, - и будешь
гауляйтером.
Ну почему, думал я тогда, в Брянске не может быть отделения НБП? И
почему никому не известный парень из райцентра Калужской области -
Людиново - не может стать его лидером? Короче, Боксер собрал в своей общаге
людей с разных этажей, и отделение было создано. Так в Брянске появились
первые национал-большевики. Мы собирались раз в неделю, обсуждали последние
политические новости. После собрания, когда я покидал общагу, нацболы пили
самогон, еще глубже погружаясь в метафизику дугинских лекций. Всем хотелось
стать мужественными героями, как незнакомый итальянский дадаист и философ,
барон Юлиус Эвола, и чувствовать тонкие миры, как Густав Майринк.
Делать было нечего, надо было куда-то двигаться со всем этим, и мы
решили сделать концерт. Пригласили Непомнящего. Арендовали ДК Глухих.
Несколько глухих пришло и на концерт. Вообще, пришел еще целый зал народу.
Самое главное, что об истинных мотивах всего этого я не догадываюсь до сих
пор. Глупо же думать, что кто-то верил в светлое будущее, людям просто было
решительно нефига делать. Скука провинциального областного центра. На
концерт пришла еврейская девушка Шаги - в буденовке, с игрушечным пистолетом
и броневиком на веревочке. Выразить свой протест против НБП. Через неделю
она стала моей герлфренд и написала заявление о вступлении в партию. Особого
веселья и радости не было, но без этого царил вообще полнейший тухляк, и
волосатый народ оценил подарок. О НБП стали говорить между собой в самых
разных кругах, партия стала элементом жизни городской хипповской богемы.
Нравилось это кому-то или нет, но провокация принесла результат - мертвые
картинки Брянской провинциальной жизни приобретали динамику.
Мы же с Боксером нашли себе барабанщика. Звали его Мефодий. Он был
очень разносторонним человеком - барабанил не так как другие - изобретал
свои бои всевозможные. Хотя играл крайне неритмично. Мефодий всегда был
укуренный в умат. Благодаря Мефодию у нас теперь всегда была марихуана. Мы
курили ее везде - в домах, на крышах городских небоскребов, в полях и на
заброшенных песчаных карьерах, куда мы вылазили фотографироваться. Мефодий
всегда продолжал играть, даже когда песня уже давно кончилась. Наверное, у
него в голове всегда звучала музыка. И еще достоинством Мефодия была большая
черная борода.
В Москве я обычно останавливался на флэту у Михалыча. Туда приезжали
все страждущие и обремененные, то есть музыканты, поэты и их женщины со всех
необъятных просторов бывшего СССР. Здесь играли квартирники самые разные
люди - Неумоев, Теплая Трасса, Подорожный, Ермен с "Адаптацией", ВПР. Не
было никакой идеи, объединявшей всех. Но что-то беспредельное все равно
объединяло.
Люди приходили и ставили на стол две бутылки водки. Водки всегда было в
избытке. Когда она заканчивалась, мальчики шли в магазин сдавать бутылки, а
девочки - вымогать деньги у буржуев к метро. Затем водка покупалась еще и
еще. Так до бесконечности. В общем, жизнь подводила где-то сзади
определенную черту, за которой исполнялся принцип, достаточно полно
озвученный еще моим родным дедушкой - русским мужиком с огромными бицепсами,