"Григорий Иванович Коновалов. Вчера (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- У него жизнь - хуже не придумаешь, врагу Ее пожелаешь: волчок он,
любой может убпть его и не отвечать за это, - сказал дедушка и громко
позвал: - Эй, брат, жди ужинать.
- Спасибо, сыт я.
- Иди уж, чего там, - грубовато-ласково приказала бабушка, наливая щп в
большую деревянную чашку. И тайно положил в нее куски мяса.
Человек сел за стол, глубоко вздохнул, вызвав ответный вздох и мамы и
бабушки.
- Как зовут тебя? - спросила бабушка.
- Касьяном.
Касьян ел неторопливо, основательно, как человек, которому редко
приходилось поесть досыта. Когда он съел щи и кашу, мать дала ему кусок
рыбного пирога. Сытыми, посоловелыми глазами оглядывал Касьян кухню, и я,
поняв, что он хочет пить, принес ему ковш холодной воды.
- Моя бабушка не страшная и не злая, - сказал я Касьяну.
Он засмеялся и, поглаживая мою щеку тыловой стороной ладони,сказал:
- Эх ты, человек!
Мама и бабушка сели за прялки, отец, дедушка и Касьян легли на глиняном
полу, застланном полынком и чернобылом. Я не понимал их речей и следил
только за выражением лиц, за жестами. Когда дедушка спросил Касьяна о
чем-то, тот взял горсть полынка, скрутил в жгут и бросил под порог.
- Вот что будет с нашим братом. А на войне, как на огне, все сгорит, -
сказал он.
Дедушка почесал затылок и, кивнув на отца, сказал:
- Его заберут, а что Анисья с этим огольцом делать будет? - Он
посмотрел на меня. - А там она другим ходит. Я уже не работник, стянуло
всего, не разогнусь.
Касьян заговорил полушепотом, и я чувствовал, что слова его успокаивают
дедушку.
- Легко сказка говорится, да нелегко дело делается, - сказал отец.
Заснул я на руке Касьяна, а утром его уже не было.
С этой ночи все в нашем доме стали тихими и задумчивыми, как будто
помер кто. Приезжал в село офицер.
закупил десятка два верховых лошадей. Женщины все чаще смотрели из-под
руки на вечерние закаты, сокрушенно говорили о войне.
Сумасшедший Перфил, проходя по улицам в длинной холщовой рубахе и
лохматой овчинной шапке, вдруг надал на дорогу к, прислонив к земле ухо,
ощерившись, кричал:
- Ройте могилы!
L-тарухп крестились. А Иерфил вскакивал и бежал в луга. Мать хватала
меня за руку, волокла домой. Приглушенные говоры людей, их озабоченные
лица, пожары полыхавших за рекой закатов, рев коровьего стада сумерками -
все наполняло меня ожиданием чего-то тревожного, сказочного, заманчивого.
На войну отца взяли зимой. Жалости к нему я не испытывал: он был
здоровый, сильный человек, и мне казалось, что ему хочется воевать.
Несколько подвод ехало по деревне, новобранцы шли сбочь дороги, отец и
мать в шубах шли за санями, в которых сидели такие же, как я, ребята.
Вдруг мать заплакала. Отец высадил меня на снег, а сам прыгнул в сани.
Пьяные новобранцы погнали лошадей, распевая песни. Когда мы пришли с
матерью домой, изба показалась мне темной и неуютной. В люльке орал мой