"Григорий Иванович Коновалов. Вчера (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Проснулся я от людского говора, заполнившего избу.
Надо мной наклонилась мать. Я не видел ее неделю:
работала в степи. Я обнял ее шею, прижался губами к лицу, соленому от
пота, пахнувшему полынью.
- А мы тебе хлебушка привезли, лисичка в поле испекла, - сказала мать,
украдкой целуя меня: она боялась бабушки, которая часто ворчала: "Ишъ,
разнежились!"
Я сел на подоконник и начал грызть "лиспчкпп" сухарь, пахнувший
солнечным теплом и степными травами.
Любил я вот так летними сумерками сидеть на подоконнике и смотреть, как
линяет на закате небо, смуглые пастухи с длинными кнутами, дубинками и
котомками гонят стада коров и овец, мужик с вязанкой дров переходит вброд
речку на перекате, краснорожий парень проезжает на телеге со свежей травой
и играючи стегает кнутом идущую мимо девку, бегут скликанные матерями
ребятишки, отводившие лошадей на ночь в луга, суетятся на берегу женщины,
заваривая на ужин уху. Вскоре по всему берегу среди кустов тальника
разгораются костры.
Оттуда доносятся запахи дыма и рыбы, Из лугов пришел с уздечкой отец в
бязевой рубахе, сел на каменное корыто около хлева. Улыбаясь, подкручивая
усы цвета овсяной соломы, он говорил что-то маме.
которая доила в хлеву пеструю корову. Из окна я видел загорелую щеку и
светлый ус отца, повязанную платком голову матери и белый пах коровы.
Хорошо и радостно было мне оттого, что я вижу моих родителей веселыми, чую
ядреный запах хмелевых дрожжей - бабушка замешивает хлебы на кухне, -
слышу гулкие удары молотка со железу - дед орудует в кузнице.
Переваливаясь большим животом, мама понесла ведро с молоком к
погребице, но отец взял у нее ведро и сказал:
- Берегись, Анисья! - и погладил ладонью ее плечо.
Мама процедила молоко, налила в плошку коту, который ластился у ее ног,
мяукая. Потом она подошла к открытому окну и подала мне глиняную кружку с
молоком.
Когда зажглп свет на кухне, я увпдел чужого человека, стоявшего у
порога. На широких плечах его был короткий зипун с обтрепанными рукавами,
на ногах избитые лапти, в больших руках он мял старенький картуз.
И тут я узнал того, кто днем так внезапно скрылся в дождевой белесой
мгле.
- Люди добрые, пустите ночь переспать, - скг-.мл он, глядя на мою мать,
видимо чувствуя, что она в этом доме самая мягкосердечная.
- Ты кто? - спросил его дедушка, нахмурив лохматые брови.
- Иду в ссылку в Голодную степь. Больше суток нельзя оставаться в одном
селе. У старосты был я.
- Ночуй, чего там толковать. Нелегкая жизнъ-то по волчьему билету?
- Привык. Иду от самого Петербурга. - Странник помялся, вышел в сени и
сел на порожек. Я видел в открытые двери его согнутую широкую спину, и мне
было очень жалко странника. И я тянул и прятал кусочки мяса, чтобы потом
дать страннику.
- Оставь ему щей, - сказал отец.
- Как бы староста не взбранился. Человек бог его знает какой, лица не
перекрестил, - возразила бабушка.
- Старенький, умаялся за дорогу, - сказала мама, - нелегко живется.