"Григорий Иванович Коновалов. Вчера (Повесть) " - читать интересную книгу автора

ногами.
Сенокос подходил к концу. Очевидно, вырос я за две недели, потому что
дедушка доверил мне одному поехать на водопой. Я подвел Старшину к
рыдвану, сел на его острую, как ребро ладони, спину. Мне казалось, что я
еду не к роднику, а в какой-то неведомый край с необыкновенно важным
поручением. Когда я проехал могилу пастухов, путь мой преградила рессорная
пролетка, запряженная парой белых лошадей. В пролетке сиделп Василии
Догони Ветер и красивая смуглая девочка. Она держала над своей черной
кудрявой головой розовый зонтик. То была, несомненно, она, Надька, по
теперь бы я не мог назвать ее так, потому что в ее волосах не было
голубенькой ленточки и она смотрела на меня, как поргапстып теленок на
котенка: с величественным добродушием.
- Дядя Вася, - сказал я, чтобы обратить ее внимание на меня.
Василий остановил лошадей, легко соскочил с пролетки и, порывшись в
кармане, дал мне пятак.
- Какой ты большой, крестничек, - сказал он.
Я смотрел на девочку, она тоже смотрела на меня.
- Почему у мальчика волосы как солома? - спросила она Василия. - Он кто?
- Андрюшка он, понимаешь, просто Андрюшка.
Пролетка скрылась за холмом. Я подъехал к роднику.
Ключи били из-под песчаного камня, образуя ступенчатый каскад,
переходящий в небольшое озерцо. Пока Старшина, раскинув передние ноги,
пил, я смотрел на наше с ним отражение. П вдруг я услышал тяжелый гул,
казалось, шедший откуда-то пз глубины земли. Старшина поднял голову,
навострил уши. Вдруг в зеркальном отражении, кроме нас со Старшиной,
появилась на вершине горы лошадь, потом другая, третья. Можно было
подумать, что кони выплывают откуда-то из глубины родниковых вол.
Раздалось громкое ржание. С гор в пыли мчался темной тучей огромный
табун лошадей. Впереди, пригибая голову, бежал жеребец. Лавина катилась на
иас. Старшина проворно вытащил ноги из грязи, засеменил к табору. Я слышал
позади себя стонущую под ударами копыт землю.
От табора, размахивая горящей головней, бежал ко мне дедушка. Я
вцепился в гриву Старшины. Налетевшие лошади грудью сшибли Старшину, и оп
упал на колени.
Я полетел через его голову. Последнее, что я запомнил, была удушливая
пыль, забившая мой рот, удары надо мной тяжелых копыт и ржание... Потом
видел одним глазом грудь дедушки, залитую кровью: старик нес меня на
руках. Потом опять темное забытье. Кто-то очень долго стучал не то
молотком, не то камнем по моему затылку.
Когда я пришел в себя, меня отвезли в татарское селение Гумерово, к
старому хромому лекарю Усману. Он долго лечил меня травами, кумысом и
медом. После молотьбы приехал за мной дедушка. Он отвязал от телеги
бычка-годовичка, снял с его коротких рогов налыгу, и бычок ушел под
плоскую крышу Усманова сарая. В ответ на это Усман поставил в телегу деда
туесок меда.
- Хорош малай, - говорил Усман, ощупывая мою голову. - Теперь долго
жить будет, потому что табун лошадей по нему пробежал. Я башку починил,
ноги починил.
Мал-мал хромать будет. Как я. На войну не возьмут.
Я никогда не забуду прохладного сумрака в глиняной сакле Усмана, мягкие