"Константин Коничев. Земляк Ломоносова (повесть о Федоре Шубине) " - читать интересную книгу автора

передать поклон и сказать спасибо... Теперь сказать вам - как живет он? Ну,
как живет?.. Дай бог всякому так-то. А работяга он, ох, работяга, мастер на
все руки, зато ему от князей и господ большой почет! Слыхать, у самой царицы
Лизаветы Петровны на обеде бывает! Вот, братцы, до чего наш Михайло дошел!
Всякие премудрости своим умом постиг. Учился в Москве, в Питере, да и в
неметчину катался. А женка у него толстенная, отъелась на питерских-то
харчах. Гуторит с ней Михайло на чужом языке, будто ругается. А я слушал и
молчал, как дурень. Ни в пень-колоду не пойму!
- Не зазнается, своих-то не избегает? - тихонько спросил Шубной. -
Тебя-то сразу признал?
- Сразу, как родного принял, - усмехнулся Васюк. - Хоть и в бархате он,
а мужицкий-то дух в нашем Михайле еще крепко держится! Нет, не горделивец
он, говорной, про всех вас, стариков, выспрашивал, всех вспомнил. Только
вот, говорит, разных дел и выдумок очень много, никак нет времени Холмогоры
навестить...
- А какие же такие у него дела и выдумки, не сказывал он, случаем? -
полюбопытствовал Яков, старший сын Шубного, рослый и весьма смышлёный
косторез.
Редькин, не мешкая, ответил:
- Всех выдумок и дел его я не упомнил, а так, про между прочим, слышал,
что и книги сочинил многие. И заместо бычьих пузырей и слюды придумал
ставить в окна стекла чище чистого льда. И еще видел я, как он своими руками
патрет царя Петра сотворил из разных каменьев и стекляшек, а обличье вышло
будто живое, писаное. И надо вам сказать, - понизив голос продолжал
Редькин, - с господом-то богом наш Михаиле, кажись, не в ладу живет.
Рассказывал я ему то да се про наше житье-бытье и говорю ему - лонись* летом
в грозу от божьей милости у нас храм святого Дмитрия загорелся, где ты
бывало на клиросе певал" да кое-как мы потушили... Михайло же на это
усмехнулся и сказал: "Вот если бы у нас на Руси поменьше было церквей да
кабаков, да побольше громоотводов, тогда и божья милость не страшила бы
русского мужика". И пояснил он мне, что громоотвод это такая выдумка - шест
с проволокой сверху донизу и что гром и молния при таком громоотводе не в
силе поджечь никакое строение. Книг всяких у Михайлы Ломоносова, как вам
сказать, в десять раз больше, чем у холмогорского архиерея...
______________
* Лонись - в прошлом году.

Долго и много еще рассказывал Редькин о встрече со своим земляком, а
Шубные, с интересом слушая его, не спеша, кружка за кружкой черпали брагу из
ведра.
Поздно вечером, уплатив Башкирцеву за выпитое четыре алтына и три
деньги, приятели вышли из харчевни и тронулись к себе в Денисовку. Шли они
вдоль Холмогор, мимо рыбных рядов, возле баженинских складов, потом свернули
за соборную ограду, оттуда к бывшему архиерейскому двору, окруженному
высоким тыном.
В вечернем полумраке тускло сверкали огоньки в узких оконцах
холмогорских изб. Свистел ветер на кладбище, мрачно высился над городом
старинный собор и еще мрачнее казался недоступный, огороженный, как острог,
архиерейский двор. Он бдительно охранялся стражей, вооруженной тесаками,
кремневыми ружьями и пищалями. Добрым людям было невдомек - кого тут вот уже