"Виктор Конецкий. Невезучий альфонс" - читать интересную книгу автора

И пошел-поехал на Романа Ивановича говорить всякие штуки. Не любили они друг
друга почему-то.
В общем, пришлось до самого выхода в море камбуз ремонтировать и команду
кормить по-прежнему на берегу в столовой.
А Васька, чтобы показать, как он старается, все сложные обменные комбинации с
продуктами устраивал. Мы последние дни ходили от причала к причалу: то воду
брали, то топливо, то балласт. И приходилось стоять рядом с разными судами. Вот
Вася это и использовал. Еще швартовые не закрепили, а уже слышно:
-- Эгей, дядя! Ползи сюда поближе! -- кричал наш кок соседнему коку. -- Ползи,
ползи сюда. Успеешь миски помыть.
-- Чего ты гавкаешь, щенок? -- отзывался какой-нибудь поседевший над кастрюлями
повар. -- Чего ты, щенок, гавкаешь?
-- Дядь, ты случаем раньше в ресторане не работал?
-- Да, а что? -- спрашивал повар и, вытирая руки, спешил к борту. Ибо каждый
корабельный кок работал когда-нибудь в первоклассном ресторане и любит
вспомнить об этом.
-- А в каком ресторане, дядя?
-- В "Приморском" во Владивостоке.
-- Ух ты. В "Приморском"! Это хорошо. А томатный соус у тебя есть?
-- Есть а что?
-- Давай на томатный сок менять?
Кругом собирались матросы. Они у меня были совсем молодые -- курсанты из
средней мореходки, практиканты. Приходил и старпом. Внимательно (как бы не
продешевил чего кок) слушал, потирал небритые щеки. Василий Михайлович твердо
верил, что небритые мужчины нравятся девушкам больше. Правда, в море, где
девушек нет совсем, он еще реже беспокоил себя бритвой.
В перебранке и торговле проходил час. Потом Вася тащил к себе на камбуз бутыль
томатного соуса и от радости напевал что-нибудь.
Занятный он был парень, Васька. И пел задушевно. Особенно удачно у него
получалось: "Я -- цыганский барон! У меня много жен..." Но что бы Вася ни пел,
песня ему в работе не помогала. То клейстер из фигурных макарон у нас на обед,
то тюря из сушеной картошки.
Он очень старался приготовить что-нибудь поприличнее, наш новый кок, часто
показывал всем свое свидетельство об окончании поварской школы в Ленинграде.
Мне даже стало казаться, будто он не кончал ее. Плохо еще было, что Вася не
имел привычки к морю, и когда у Святого Носа прихватило нас хорошим штормом,
так даже клейстер из фигурных макарон он не смог приготовить. То у него все
сгорит, то перевернется, то плиту чаем зальет и угли уже не раздуть. Двое суток
мы только консервы и сухой хлеб ели. Сам же Вася вообще ничего не мог взять в
рот. Тяжело он переносил море -- едва ноги передвигал. Но моряк мог бы из него
получиться. Душевные данные для этого были у Васи: в койку он не лез --
прятаться под одеяло от своей слабости не хотел. Чуть живой ползет по трапу в
кубрик к матросам.
-- Ребята, -- хрипит, -- а что я вспомнил сейчас! Очень даже веселая история.
Посмеетесь, может быть.
В кубрике выбрасывает от качки ящики из рундуков и мигает свет. А Вася уцепится
за поручни на трапе и рассказывает слабым голосом:
-- Вот был у нас в экспедиции один парень. Двухлетнего оленя сшибал с ног.
Зайдет с бока, как фуганет олешу плевком в морду! Тот брык -- и с копыт долой.
И не шевелится больше. Это, значит, нервный шок называется. Здорово, ребята?