"Вячеслав Леонидович Кондратьев. Женька " - читать интересную книгу автора

отправился к Руфе Иноземцевой, благо жила она сравнительно недалеко.
Она была красива и в институте многим нравилась. Нравилась она и
Ушакову, и сейчас он шел к ней, немного боясь, что за три года войны она
поблекла, постарела и он увидит совсем другую женщину, но был приятно
удивлен - его встретила та же Руфина, лишь немного похудевшая, но ставшая от
этого даже интересней. Заметно было, что она приготовилась к его приходу,
была приодета, подкрашена. Она обняла его, чмокнула по-дружески в щеку. В
комнате уже ждал Ушакова накрытый стол с вполне приличным ужином и
графинчиком водки.
- Как я рада, Миша, - почему-то шепотом и с каким-то придыханием
сказала она. - Давай сразу садиться за стол, я голодна, да и ты, наверно...
- Я тоже рад тебя увидеть, - ответил он, присаживаясь к столу. -
Никаких новостей нет?
- Нет, Миша... Дима либо погиб, либо в плену, что равносильно смерти. Я
пытаюсь примириться с этим, но, увы, ничего не выходит.
- Надо надеяться, Руфа, - сказал он, а потом, поглядев на нее,
заметил: - Ты неплохо выглядишь.
- Да? Стараюсь не распускаться. Благодарю за комплимент.
- Насчет комплиментов, сама знаешь, я швах. Я сказал правду.
- Знаю. Тем более это приятней для меня. - Она взяла графинчик и
разлила водку. - Что ж, за встречу, Миша.
- Да. И за Диму. И за победу.
Она кивнула, и они выпили. Что-то из закуски было наверняка из
коммерческого магазина, например, аппетитная и очень жирная селедка, которой
и закусил Ушаков первую рюмку. Руфа налила по второй, и после нее он
почувствовал себя как-то спокойней - в первые минуты он ощущал неловкость:
пришел живым к жене пропавшего без вести друга. Чувство какой-то вины и
неловкости томило всех живых, когда они встречались с матерями или женами
погибших.
Разговор поначалу не очень клеился. Руфина рассказала немного о работе,
что очень устает, что карточка Р-4, которую получает, явно недостаточна и
что вся зарплата уходит на еду, - приходится прикупать в коммерческом, но
слава богу, что они есть, все же с получки можно что-то купить хоть по
граммам. Пожаловалась она, что обносилась, что ходит в чиненых-перечиненых
туфлях, что шуба вся вытерлась, и в ней просто неприлично ходить и что это
страшно угнетает ее - она перестала ощущать себя женщиной... Ушаков заметил,
что на ней совсем неплохое платье и что зря она прибедняется.
- Я не прибедняюсь. Просто привыкла быть хорошо одетой. Ты знаешь, что
после института мы с Димой неплохо зарабатывали... - Она немного помолчала,
а потом спросила:- Тебя на фронте никто не окрутил? - И улыбнулась.
- У нас в автороте нет женщин, Руфа. Да и не до этого.
- Когда вернешься, у тебя будет великолепный выбор. Будут вешаться на
шею женщины всех возрастов.
- Еще надо вернуться, Руфа... Война еще не кончилась, и всякое может
случиться.
- Да, а у нас, женщин, - задумчиво протянула она, - впереди ничего нет.
Как-то странно и трудно жить без будущего.
Ушаков что-то возразил, сказав, что она и молода и красива, что ей-то
нечего особо беспокоиться, но она резко перебила:
- Брось, Миша, все это слова.