"Артур Конан Дойл. Иудейский наперсник" - читать интересную книгу автора

Мортимер уже побывал тут днем и постелил на пол мешковину, поэтому мы
могли удобно расположиться и следить за тем, что будет происходить в
музее. Стекло в окне не было матовым, но на нем накопилось столько пыли,
что человек, который посмотрел бы вверх из зала, ни за что бы не заметил,
что за ним наблюдают. Мы очистили стекло от пыли по углам, и через эти
глазки хорошо просматривался весь зал, что находился под нами. В холодном
белом свете электрических ламп все предметы в зале обрели особую четкость
и резкость очертаний, и я мог разглядеть содержимое различных витрин в
мельчайших подробностях.
Подобное ночное бдение весьма поучительно в познавательном отношении, так
как тут уж волей-неволей внимательно разглядишь и те предметы, мимо
которых обычно проходишь без особого интереса. Прильнув к своему
маленькому глазку, я подолгу изучал каждый экспонат, начиная от огромного
футляра для мумии, прислоненного к стене, и кончая теми драгоценными
камнями, из-за которых мы очутились здесь и которые сверкали и
переливались сейчас в своей стеклянной витрине прямо под нами. В
многочисленных витринах этого зала блестело там и сям немало драгоценных
камней в золотой оправе, но ни один из них не горел так ярко, как эта
великолепная дюжина, составлявшая вместе урим и туммим. Я поочередно
рассматривал надгробные изображения из Сикары, фризы из Карнака, статуи из
Мемфиса и надписи из Фив, но мой взгляд постоянно возвращался к этой
восхитительной иудейской реликвии, а мысли - к окутывающей ее странной
тайне. Я как раз размышлял о ней, когда мой товарищ вдруг глубоко вздохнул
и судорожно сжал мне руку. В тот же миг я увидел, что привело его в такое
возбуждение.
Как я уже сказал, у стены, справа от входа (справа, глядя от нас, а для
входящего слева), стоял большой футляр для мумии. И вот, к нашему
невыразимому изумлению, он начал медленно-медленно открываться. Крышка
постепенно, едва заметно отодвигалась, и появившаяся с краю черная щель
становилась все шире и шире. Делалось это с величайшей осторожностью,
почти незаметно для глаз. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как в проеме
появилась белая рука, отодвигающая раскрашенную крышку, потом - другая и
наконец показалось лицо - лицо, знакомое нам обоим! Это был профессор
Андреас. Крадучись выскользнул он из футляра для мумии, как лиса из своей
норы; беспрерывно озираясь, он сделал один шаг, замер, сделал другой, само
воплощение хитрости и осторожности. Вот опять какой-то звук, донесшийся с
улицы заставил его застыть в неподвижности, и он долго стоял, весь
превратясь в слух, готовый метнуться обратно в укрытие. Затем снова
двинулся вперед - на цыпочках, очень, очень осторожно и медленно.
Добравшись до витрины в центре зала, он достал из кармана связку ключей,
отпер витрину, вынул иудейский наперсник и, положив его на стекло перед
собой, принялся ковырять его каким-то маленьким блестящим инструментом.
Поскольку стоял он прямо под нами, его склоненная голова закрывала от нас
наперсник, но по движению его руки мы могли догадаться, что он завершает
начатое: странным образом повреждает оправу камней нижнего ряда.
По неровному, тяжелому дыханию моего спутника и подергиванию его руки,
по-прежнему сжимавшей мое запястье, я понял, каким яростным негодованием
пылает его сердце при виде акта вандализма, совершаемого человеком, от
которого он меньше всего этого ожидал. Тот, кто каких-то две недели назад
благоговейно склонялся над этой уникальной реликвией и внушал нам, какая