"Артур Конан Дойл. Бразильский кот" - читать интересную книгу автора

когтистыми лапами, словно котенок попавшую в западню мышь. Он терзал мою
одежду, но до меня, как ни старался, дотянуться не мог. Я и раньше слыхал,
что раны, нанесенные крупными хищниками, вызывают необычное оцепенение, а
теперь испытал это на себе: я утратил ощущение собственного "я" и с
интересом постороннего зрителя наблюдал за наскоками зверя. Постепенно я
погрузился в мир смутных видений, среди которых порой возникали черная
морда и высунутый красный язык - и, наконец, впал в беспамятство или,
может быть, в нирвану, где измученные находят блаженный покой.
Восстанавливая потом ход событий, я заключил, что лежал без сознания около
двух часов. Прервал мое забытье тот самый металлический лязг, который стал
предвестником моего ужасного приключения. Это была защелка замка. Еще не
придя до конца в себя, я увидел в дверном проеме круглое добродушное лицо
двоюродного братца. Открывшееся ему зрелище явно поразило его. Кот
отдыхал, распластавшись на полу. Я лежал в клетке на спине в луже крови, в
одной рубашке и изодранных в клочья брюках. У меня до сих пор стоит перед
глазами его изумленное лицо, освещенное утренним солнцем. Он все
вглядывался и вглядывался в меня. Потом закрыл за собой дверь и пошел к
решетке посмотреть, жив я или нет.
Не могу сказать определенно, что произошло дальше. Меньше всего я годился
тогда на роль свидетеля или хроникера. Вдруг я увидел его затылок - он
отвернулся от меня и смотрел на зверя.
- Что с тобой, Томми? - крикнул он. - Что с тобой?
Он все пятился и пятился, и спина его была уже у самой решетки.
- Сидеть, безмозглая тварь! - взревел он. - Сидеть, сударь! Забыл, кто
твой хозяин?
Тут в моем помутившемся мозгу всплыла одна его фраза; он сказал, что вкус
крови может превратить бразильского кота в сущего дьявола. Кровь-то была
моя, а расплачиваться пришлось ему.
- Прочь! - вопил он. - Прочь, собака! Болдуин! Болдуин! Господи!
Я услышал, как он упал, поднялся, снова упал, и раздался еще один звук,
словно от рвущейся ткани. Его крики, заглушаемые ревом хищника,
становились все слабее. Наконец, когда я уже считал его мертвым, я, как в
кошмарном сне, увидел его в последний раз: окровавленный и растерзанный,
он вслепую бежал через комнату - и тут я снова потерял сознание.
Я поправлялся много месяцев; о полной поправке, впрочем, не могло быть и
речи, и до конца дней со мной будет моя палка - памятка о ночи с
бразильским котом. Когда Болдуин и другие слуги прибежали на отчаянные
крики хозяина, они не могли понять, что случилось: я лежал за решеткой, а
его останки - вернее, то, что лишь потом опознали как его останки, -
держал в когтях зверь, которого он сам вырастил. При помощи раскаленных
железных прутьев хищника заставили выпустить добычу, а затем его
пристрелили сквозь окошко в двери - и только после этого я был вызволен из
плена. Меня перенесли в спальню, где, под крышей у моего несостоявшегося
убийцы, я несколько недель пребывал на волоске от смерти. Из Клиптона
вызвали хирурга, из Лондона - сиделку, и через месяц я уже способен был
выдержать переезд домой, в Гроувнор-мзншенс.
Память моя сохранила одно воспоминание, которое, не будь оно столь
отчетливым, я мог бы счесть одним из многочисленных бредовых видений,
рожденных воспаленным мозгом. Однажды ночью, когда сиделка куда-то
отлучилась, дверь моей комнаты отворилась, и в нее скользнула высокая