"Альфредо Конде. Человек-волк" - читать интересную книгу автора

узнает в них себя. Почему же в это не хочет поверить сей проклятый эскулап,
который отказывает мне в том, на что я рассчитываю?
Я узнаю чаек. Я узнаю их отсюда, из камеры замка Сан Антон, где
пребываю в заточении. Той самой, в которой, по словам стражника, был
заключен Малаэспина. Я узнаю чаек. Они те же, что летали над озерной лагуной
и, возможно, с высоты высматривали волков в отрогах гор Сан Мамеде, которым
я прихожусь родным сыном, как и прочие существа, что их населяют. О эти
чайки, что питаются падалью! Разве я или кто-нибудь другой пытался отнять у
них право на жаб и змей, на мерзкие гниющие останки, которые они вырывали
своими изогнутыми, словно крюки, клювами, из бездыханных тел животных,
умерших от зимнего холода или голода; разве кто-нибудь лишал их права на
бренные останки, которые они уносили в клюве, подняв в заоблачные высоты?
Почему же в таком случае пытаются лишить такого права меня, отправившего в
мир грез столько душ человеческих?
Когда я из Регейро направлялся в Португалию, то обычно спускался по
перевалу Альто де Коусо в Маседу и оттуда уже шел, обходя отроги Сан Мамеде,
в Вилар де Баррио, чтобы далее продолжить путь по долине, простирающейся
вокруг озера Антела. И всегда надо мной летали недосягаемые чайки. Иногда я
видел, как они садились на воду, не обращая внимания на ветер и спускавшийся
с гор холод, как раз там, где, как уверяют, должны возвышаться башни с
колоколами и крыши домов, но никто никогда не слышал жалобных стонов
существ, что, по преданию, должны населять их. Тогда я видел чаек так же
близко, как вижу их сейчас, когда они садятся на море, на гребни волн, столь
далекие от меня и моих печалей.
Оттуда, от озера Антела, я обычно шел в направлении Верина, а из Верина
в Шавиш, что уже в Португалии. Не доходя до края вод, хранящих в своих
глубинах погруженные в них города, я проходил через Ребордечао, где имел
обыкновение останавливаться у Мануэлы Гарсии, вдовушки, по тем временам
обожаемой мною: она казалась мне такой прекрасной, обходительной, нежной и
совсем не похожей на прочих крестьянок. Я считал ее подобной себе, существом
низкого происхождения, которого некое жестокое божество решает вдруг
отметить изысканной грацией, умом и красотой, что выделяют его из окружения.
И я возненавидел ее как отражение меня самого. А посему возжелал обладать
ею, дабы овладеть дарованиями, свойственными также и мне, которые я хотел
умножить и превратить в нечто единое. Овладеть ее дарованиями и дарованиями
всех ее сестер. Почему целая семья или пусть даже лишь один из ее членов
вдруг рождается наделенным чертами и манерами, оттенками голоса и изящными
жестами, чуждыми всему остальному окружению и присущими, по общему мнению,
лишь знатному роду? Почему считается, что седьмому из девяти братьев
непременно суждено стать волком? Я был седьмым мальчиком в семье, наделенным
красивой внешностью и пытливым умом. Я всегда знал, что не похож на других,
и отнюдь не желал делить с кем бы то ни было эту свою непохожесть. Напротив,
я принимал ее и преклонялся перед ней.
Когда я теперь бросаю взгляд на прошлые события, они представляются мне
происходящими медленно и разделенными во времени, а в действительности они
совершались очень быстро, стремительно, будто подгоняемые каким-то
нетерпением, возможно тем, которое обычно придает почти всем нашим действиям
зависть. Уж мне-то кое-что об этом известно, ибо я всю жизнь страдал от
острых зубов своих завистников-односельчан, не прощавших мне дарований,
коими Бог или Природа соизволили наградить меня. Сначала из-за моих