"Сидони-Габриель Колетт. Сидо" - читать интересную книгу автора

- Ну, может быть, - беззаботно отвечает брат. - Да... Кажется, мне
называли другую фамилию... невозможно выговорить... Что ОНИ хотят - чтобы я
помнил фамилии людей, с которыми не знаком!.. Ну вот, иду нижней тропкой,
подымаюсь липовой аллеей... И знаешь, псы не лаяли, когда я открыл дверь, -
говорит он раздраженно.
- Ах, старина, это не могли быть те же самые псы... подумай сам...
- Да, да... Но это не важно... Я уже не говорю о том, что они посадили
картошку там, где раньше росли маки и "сердце Жанетты"... Не стоило бы и о
том, - голос его становится нетерпеливым, - что вход на лужайку теперь
ограждает железная проволока... загон из проволоки... но как подумаешь, что
же это происходит... кажется, это для коров... Для коров!
Он качает коленом, сцепив на нем руки, и свистит с грустным видом,
который ему к лицу, как и высокая шляпа.
- Это все, старина?
- Минуту! - повторяет он свирепо. - Потом я выхожу к каналу - если
можно, - говорит он с язвительной ухмылкой, - назвать каналом эту вонючую
лужу, этот суп из комаров, приправленный коровьим дерьмом... Ну да ладно.
Иду. Вхожу на Пирожный двор, и тут...
- И тут?..
Он полуоборачивается ко мне, не видя меня, и губы его мстительно
вздрагивают.
- Сказать по правде, мне не понравилось уже то, что ОНИ сделали с
внутренним двориком - у решетки, там, за конюшней, теперь вывешивают сушить
белье... Да, вот так! Но я не обратил на это внимания, потому что ждал
"минуту решетки".
- Какую "минуту решетки"?
Он нетерпеливо барабанит пальцами.
- Ну, ну... Ты помнишь ту щеколду?
Я словно опять за нее схватилась - гладкую, оплавленную защелку из
черного железа, - я действительно вижу ее...
- Да. Всякий раз, как ее поворачивали, - он показывает жестом, - она
открывалась под тяжестью своего веса, и, отворяясь, она говорила...
- ..."и-и-и-ан..." - пропели мы в один голос на четыре ноты.
- Да, - говорит брат, снова качая коленом. - И я повернул ее... И ждал,
что все будет как тогда... Я прислушался... Знаешь, что ОНИ сделали?
- Нет...
- ОНИ смазали решетку маслом, - говорит он равнодушно.
Он ушел очень скоро. Ему нечего было больше сказать мне. Вымокшие
перепонки больших его крыльев снова расправились, и он ушел - маленький
дикарь, тщетно вслушивающийся в растаявшую четверку нот, в чьей музыке были
отзвуки старой калитки с полосой ржавчины и налипшими песчинками - нежнейшие
из некогда поднесенных ему музыкальных даров, которых отныне он лишился
навсегда.

- Как у тебя дела с Мериме?
- Мне за него полагается десять су.
- Надо же... - удивлялся старший.
- Да, - признавался младший, - но я задолжал три франка.
- Кому?
- Виктору Гюго.