"Сидони-Габриель Колетт. Сидо" - читать интересную книгу автора

Она рассказывала мне сказки о вепрях былых зим, о волках, еще
попадавшихся в окрестностях Пюизе и Фортерры, о летнем волке, худющем,
который однажды пять часов кряду следовал за коляской.
- Если бы я знала, как его покормить... Он бы съел и кусок хлеба... Он
шел за коляской, не осмеливаясь подойти ближе чем на пятьдесят метров.
Кобыла чуяла его и бесилась. Еще чуть-чуть - и бросилась бы на него...
- И ты не боялась?
- Кого? Нет. Этот бедный большой серый волк, высохший, оголодавший, под
свинцовым солнцем... К тому же со мной был мой первый муж. Это он, мой
первый, охотясь, увидел однажды, как лис топит своих блох. С пучком травы в
зубах лис пятился, погружаясь мало-помалу, мало-помалу в воду до самой
морды...
Ничего не значившие слова, материнские наставления, которые дают своим
малышам и ласточка, и мать-зайчиха, и кошка... Нежные напутствия, из которых
отец улавливал только одно: "Мой первый муж..." - и тогда он устремлял на
Сидо взгляд серо-голубых глаз, в которых никто бы не смог ничего прочесть...
Что, в самом деле, значило для него все это - лис, ландыш, спелая ягода,
букашка? Он любил их книжной любовью, говорил нам, как они называются по
науке, но, увидев, не узнавал... Под именем "розы" он готов был воспеть
любой едва распустившийся венчик, выговаривая свое краткое "о" на
провансальский манер и сжимая между указательным и большим пальцами
невидимую "розочку"...
И вот наконец над нашим "сельским праздником" опускался вечер. Из
пятерых к тому времени чаще всего оставалось трое: отец, мать и я.
Окружавший нас крепостной вал потемневших деревьев проглатывал двух длинных
костлявых мальчуганов - моих братьев.
- Захватим их на обратном пути, - говорил отец.
Но мать качала головой: эти мальчуганы возвращались не иначе как самыми
затерянными тропками, синеватыми болотистыми лугами, пробравшись напрямик
через песчаные карьеры или колючие заросли, они перепрыгивали садовую
ограду... Она смирилась с тем, что их придется увидеть уже дома,
оборвавшихся до лохмотьев и исцарапавшихся до крови; она сгребала с травы
остатки съестного, несколько свежесорванных грибов, пустое гнездо синицы,
хрящеватую губку в перегородках - труд осиного семейства, букет полевых
цветов, тяжелые камешки, на которых отпечатались ископаемые аммониты,
большую шляпку "малышки", и отец, еще подвижный, ловко вспрыгивал в коляску.
Ведь это мать ходила за черной кобылой, следила за тем, как с годами
желтеют ее зубы, кормила ее нежными молодыми побегами, это она мыла лапы
псу, изгваздавшемуся в грязи. Я не припомню, чтобы отец хоть раз коснулся
лошади. Никогда даже простое любопытство не влекло его к кошке, не заставило
нагнуться над собачонкой. И никогда ни одна собака его не слушалась...

- Ну же, пойдем! - приказывал нашему Моффино звучный голос капитана.
Но пес холодно повиливал хвостом у подножки шарабана и поглядывал на
мою мать...
- Иди же, зверюга! Ты что, не слышишь! - горячился отец.
"Я жду настоящего приказа", - казалось, отвечал пес.
- Ну! Прыгай! - кричала я.
И тогда пес не заставлял просить себя дважды.
- Ну-ну, очень интересно, - язвила мать.