"Сидони-Габриель Колетт. Сидо" - читать интересную книгу автораОн вышагивал, и песня летела впереди.
О луч золотой и нежный зефир... - мурлыкал он, спускаясь нашей пустынной улицей. Ведь нужно было любой ценой скрыть от "Нее", что Ларош, снявший у Ламберов ферму, самым бесстыдным образом отказался платить аренду и что подставное лицо этого Лароша ссудило моему отцу необходимую сумму - но из семи процентов в свою пользу за шесть месяцев... Скажи, чем так чаруешь ты меня? Смотрю, и кажется мне, что улыбкою своей... Разве кто-нибудь мог догадаться, что этот баритон, еще так ловко управляющийся со своим костылем и тросточкой, выдыхает свой романс вперемешку с белым зимним парком с одной-единственной целью - не привлечь, а отвлечь ее внимание? Он поет: вдруг "Она", заслушавшись, на сей раз позабудет спросить, не может ли он взять вперед сто луидоров из пенсии, положенной ему как офицеру-инвалиду? Когда он поет, Сидо невольно слушает его, не перебивая: Шагая дружно всей компанией честной, Мы живы только радостью земной одной, За всех тузов, за дам и королей, Наш капитан, шампанского налей, налей, налей! Иногда, изображая громогласный полковой хор, он кричит слишком оглушительно под стенами недалекой богадельни, выводя несколько нескромных заключительных рулад, и тогда мать появляется на пороге, возмущаясь и смеясь: - Колетт!.. Ты же на улице!.. И, услышав в ответ крепкое словцо, призванное шокировать молоденькую соседку, Сидо нахмурит пронизанные светом брови Джоконды и прогонит наконец неотвязный рефрен, так и не слетевший с губ: "Придется продать кузницу... продать кузницу... Боже мой, теперь и нам продавать кузницу, после Мэ, Шосленов и Ламберов..." Веселый? А с чего бы и вправду было ему веселиться? В молодости желая умереть достойно и со славою, он имел право провести старость в своем кругу, окруженный дружеским теплом. Переполненный и затиснутый в рамки огромной своей любовью, он был вынужден жить в маленькой деревеньке, а настоящего его знали лишь далекие товарищи из других краев. Один из его однополчан, полковник Годшо, еще жив и хранит письма, в которых "слова капитана Колетта"... Странным было это молчание человека, так любившего рассказывать. Он не поведал ни одного из своих военных подвигов. "Слова" моего отца передали полковнику Годшо капитан Фурне и рядовой Лефевр, зуавы из первого полка. Тысяча восемьсот пятьдесят девятый... Итальянская война... Моему отцу двадцать девять, он падает под Меленьяно, левая нога оторвана по самое бедро. Фурне и Лефевр, наклонившись над ним, спрашивают: - Куда вас отнести, капитан? - В гущу боя, под знамена! |
|
|