"Сидони-Габриель Колетт. Сидо" - читать интересную книгу автора

критицизм. Позже я, к счастью, пойму скороспелую глупость тех своих
суждений. Но тогда - какой же строгой была эта непререкаемая
принципиальность десятилетнего критика...
- Послушай вот это, - говорил мой отец.
Я слушала со строгим видом. Это был отрывок из прекрасной ораторской
прозы или оды, может быть, легких лирических стихов, с пышным ритмом, с
пышной рифмой, звучных, как горные грозы...
- Ну? Ну же! - спрашивал отец. - По-моему, на сей раз... Говори же!
Я встряхивала белокурыми косичками, лбом, уже слишком высоким для того,
чтобы быть покладистой, маленьким брусочком подбородка и нехотя роняла свое
критическое суждение:
- Опять слишком много прилагательных!
Тут мой отец взрывался целым снопом инвектив, обрушивая их на ту
мусорную пыль, ту суетливую блоху, что стояла перед ним. Но блоха, ничуть не
смутившись, добавляла:
- То же самое я говорила на прошлой неделе про оду Полю Беру. Слишком
много прилагательных!
Может быть, он украдкой посмеивался надо мной, а может быть, немного
мною гордился. Он всегда держался со мною на равных, по-братски. И это его
влияние чувствую я до сих пор, когда музыка, танец - но не слова, никогда -
слова! - заставляют мои глаза увлажняться. Это он возродился во мне, когда я
только начинала тайком писать, и это его тон слышится мне в самой едкой, но
такой нужной мне похвале:
- Неужели я женился на последней из лирических поэтесс?
О поэтическая натура отца, о юмор и стихийная непосредственность
матери - слитые, смешанные в моей душе, вы одарили меня мудростью, и
сегодня, опытная и великодушная, я сама лелею вас в себе, и мне не стыдно
такого моего богатства.
Да, мы, четверо детей, мешали моему отцу. Да может ли быть иначе в
семьях, где мужчина, уже перешагнувший возрастную грань пылкой любви,
все-таки еще безумно влюблен в свою спутницу? Мы всю жизнь вторгались в тот
союз двух сердец, о котором мечтал отец... Врожденные способности к
педагогике могут способствовать сближению отца с детьми. По природному
недостатку мягкости, встречающемуся у мужчин гораздо чаще, чем принято это
признавать, они, как правило, привязываются к своим детям, только если
чувствуют вкус к появлению гордого превосходства человека, обладающего
большими знаниями и опытом. Но Жюль-Жозеф Колетт, человек образованный, не
блистал ни в одной области знания. Средоточием, в которое устремлялись лучи
его великолепного сияния, была "Она" - сначала он "сиял" для нее, потом
любовь стала такой безмерной, что ушло даже желание ее ослепить.
Да, я могла бы остаться плотью от плоти того уголка земли, того кусочка
нашего сада, где цвели подснежники. О роза и окаймлявший тебя виноградный
куст! Я и сейчас могу нарисовать вас по памяти, как и дыру в ограде и
истертые плиты. Но личность отца запечатлелась у меня призрачно и
неотчетливо. Он видится мне откинувшимся в большом кресле. Два овальных
зеркальца открытого пенсне поблескивают на его груди, и в уголке рта нижняя
губа пощипывает, алея, волоски в том месте, где усы переходят в бороду.
Таким я его всегда и вижу.
Но иногда его образ с нечеткими очертаниями выплывает из-за облачной
дымки, и можно различить кое-что еще. Вот его белая рука дрогнула, сжав мою