"Сидони-Габриель Колетт. Конец Ангела ("Ангел" #2)" - читать интересную книгу автора

- Чего они ждут? - тихо проворчал он. - Ах да, конечно... О Господи!
В открытой машине, которую вел молодой шофер, безупречный и безликий,
подъехала затянутая в габардин Шарлотта Пелу. Она высоко держала голову в
маленькой шляпе-каскетке, из-под которой торчали сзади коротко подстриженные
рыже-красные волосы. Не выходя из машины, она с царственным видом ответила
на приветствия подошедших мужчин, подставила Эдме щеку для поцелуя и,
видимо, справилась о сыне, ибо взглянула на второй этаж, подняв свои
роскошные глаза, где, словно в огромных глазах спрута, блуждали темные
нечеловеческие грезы.
- Опять она в этом картузе, - пробормотал Ангел.
Его передернуло, он отругал себя за это и улыбнулся, когда все три
автомобиля отъехали. Он терпеливо подождал одиннадцати часов, когда его
"холостяцкая машина" подъехала к тротуару, но вышел не сразу.
Дважды он протягивал руку к телефону и дважды опускал ее. Желание
пригласить Филипеско быстро прошло, и ему захотелось заехать за младшим
Модрю и его подружкой.
"Или опять позвонить Жану Тузаку... Но сейчас он еще пьян и храпит. А
ну их всех... все они не стоят Десмона, надо отдать ему справедливость...
Бедняга..."
Он думал о Десмоне как о жертве войны, но с жалостью, в которой он
отказывал убитым. Десмон, живой и потерянный для него, вызывал у него
грусть, смешанную чуть ли не с нежностью, и ревнивое уважение, какое
подобало питать к человеку "с положением". Десмон держал дансинг и продавал
антиквариат американцам. Вялый и немощный во время войны, когда он ухитрялся
носить все, за исключением оружия, - бумажный хлам, кастрюли, грязные горшки
в госпиталях, - Десмон вгрызался теперь в мирную жизнь с боевым жаром,
головокружительные результаты которого поражали Ангела. Заведение "У
Десмона" теснилось в частном особняке на улице Альма, где за толстыми
каменными стенами, под расписными потолками с изображением ласточек и ветвей
боярышника, в окружении витражей с тростниками и фламинго, танцевали
исступленные немые пары. "У Десмона" танцевали днем и ночью, как танцуют
только после войны: мужчины, молодые и старые, освободившиеся от
необходимости думать и бояться, блаженные, опустошенные, и женщины,
захваченные наслаждением более сильным, чем обычное сладострастие, -
наслаждением чувствовать рядом мужчину, его прикосновения, его будоражащий
запах, его тепло, каждой клеточкой ощущать власть мужчины, живого,
неискалеченного, подчиняться в его объятиях ритму, такому же
всепроникающему, как сон.
"Десмон лег спать часа в три или в половине четвертого, - прикинул
Ангел. - Он уже выспался".
Но его рука, потянувшаяся было к телефону, опять опустилась. Он быстро
сошел вниз по густому упругому ворсу ковров, покрывавших все паркетные полы
в доме, окинул снисходительным взглядом, проходя мимо столовой, пять белых
тарелок, стоявших венчиком вокруг широкой вазы из черного хрусталя, где
плавали водяные лилии того же розового оттенка, что и скатерть, и задержался
только у зеркала, вправленного в массивную дверь вестибюля на первом этаже.
Его притягивало и страшило это зеркало, на которое из застекленной двери
падал прямой свет, мутно-синеватый, чуть затененный зеленью сада. Всякий раз
Ангел замирал от легкого шока перед своим отражением. Он удивлялся, не
находя в нем полного сходства с собой прежним, двадцатичетырехлетним. Вместе