"Сидони-Габриель Колетт. Рождение дня" - читать интересную книгу автора

опоздала с поливкой баклажанов: солнце высоко, - и почему всё-таки я не
сунула Ему под нос то письмо, где он мне обещает мир, дружбу, взаимное и
более глубокое узнавание друг друга и... - за всё лето я ещё никогда не
поднималась так поздно..." Потому что возвращение к реальности после
сновидения - это всего лишь изменение места и тяжести каких-то угрызений
совести...

Маленькое крылышко света бьётся между двумя ставнями и в своём
скачкообразном движении касается стены, потом длинного, тяжёлого стола,
предназначенного для того, чтобы на нём писать, читать, играть,
беспредельного стола, который возвратился из Бретани, как и я сама. Крылышко
света окрашивается то в розовый цвет на стене, покрытой розовой известью, то
в голубой - на голубом ковре из берберского хлопка. Наполненные книгами
посудные шкафы, кресла и комоды вместе со мной совершили большое
пятнадцатилетнее путешествие по двум или трём французским провинциям.
Непритязательные тонкие кресла с веретенообразными подлокотниками, похожие
на крестьянок с изящными запястьями, жёлтые тарелки, звенящие, как колокола,
если стукнуть согнутым пальцем, белые блюда с толстой пенкой эмали - мы все
вместе с удивлением обретаем вновь наш родной край. Кто бы мне мог показать
на Мурийоне, в шестидесяти километрах отсюда, дом моего отца и моих дедушки
с бабушкой? Правда, меня баюкали, порой неласково, иные края. У женщины
родина везде, где она бывала счастлива в любви. И точно так же она вновь
рождается к жизни под всеми теми небесами, где залечивает боль любви. В этом
смысле этот берег, расцвеченный помидорами и перцем, является моим вдвойне.
Такое сокровище, и как долго я не обращала на него внимания! Воздух лёгок,
солнце морщит и засахаривает на виноградной лозе рано созревшую кисть, у
чеснока превосходный вкус. Величественная бедность, которую порой земле
диктует жажда, элегантная лень, которой учит воздержанный народ, - о мои
запоздалые приобретения. Но не будем сетовать. Вы ждали моей зрелости. Моя
тогда ещё угловатая молодость поранилась бы, наткнувшись на пластинчатую,
чешуйчатую скалу, раздвоенную иголку от сосны, на агаву, занозу морского
ежа, горький смолистый ладанник и на смоковницу, каждый лист которой
превращается с обратной стороны в язык хищного зверя. Что за страна!
Завоеватель одаривает её виллами и гаражами, автомобилями, поддельными
"фермами", где устраиваются танцы; дикарь с севера дробит на кусочки,
спекулирует, истребляет леса, и с этим, естественно, ничего не поделаешь.
Однако сколько похитителей на протяжении веков попадали под обаяние своей
пленницы? Придя затем, чтобы погубить её, они вдруг останавливаются и
прислушиваются к её сонному дыханию. Потом осторожно закрывают решётку
ворот, поправляют изгородь, онемевшие, почтительные; и вот уже, земля
Прованса, покорные твоей воле, вновь подвязывают твою виноградную корону,
опять сажают сосну, смоковницу, высевают узорчатую дыню и отныне не желают
ничего иного, красавица, кроме как служить тебе и в этом находить своё
счастье.
Иные тебя неизбежно оставят. Бросят, сначала тебя обесчестив. Только
тебе ведь безразлично - одной ватагой больше или меньше. Тебя оставят те,
кто приехал, поверив рекламе казино, отеля или почтовой открытке. Они
сбегут, обожжённые, укушенные твоим совсем белым от пыли ветром. Храни тех
своих любовников, что пьют воду из кувшина, что пьют сухое, зреющее в песке
вино; храни тех, кто с религиозным трепетом наливает масло и отворачивается,