"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

вспомнил, как они хороши. Но, прикрыв веки, он доверчиво переложил на них
тяжесть своей головы и застыл в ожидании...

IV

Флип первым добрался до дороги: двух глубоких колей в сухом, зыбком,
как морская волна, песке и редкого ворса изъеденной солью травы меж ними. По
ней крестьяне на телегах отправлялись за фукусом - морскими водорослями,
оседавшими после высоких приливов. Он опирался на древки двух сачков, через
плечо у него болтались на перевязи две корзины для креветок, однако он
оставил Вэнк два тонких багра с наживкой из сырой рыбы и свою фланелевую
курточку для рыбной ловли - его излюбленное рубище с отрезанными ради
свободы движения рукавами. Сейчас он позволял себе вполне заслуженный отдых,
согласившись подождать здесь свою не в меру фанатичную спутницу, что
задержалась в безлюдном уголке у моря среди камней, затопленных водой
расщелин и пучков водорослей, оставленных высоким августовским приливом. Он
поискал её глазами, прежде чем соскользнуть в глубокую дорожную выбоину.
Внизу на пологой отмели среди бликов сотен осколков зеркальной водной глади,
сверкавших под солнцем, выцветший голубой берет, похожий на головку
песчаного чертополоха, указывал, где обреталась Вэнк, упрямо продолжавшая
охоту на креветок и розоватых крабов.
- Что ж, если это её забавляет!.. - вздохнув, буркнул Флип и с
наслаждением растянулся на песке обнажённой спиной, чувствуя его прохладу. У
самого уха он расслышал влажный шорох кучки креветок и рассудительное
поскрипывание, с которым большущий краб клешнёй пытался свернуть крышку
корзины...
Флип шумно втянул в себя воздух, его внезапно охватило ощущение
совершенного счастья, усиленное приятной дрожью усталых мышц, ещё
напряжённых после крутого подъёма, и всеми оттенками бретонского
послеполуденного зноя с привкусом морской соли. Он сел, восхищённо
уставившись в блёклое небо, и с удивлением подметил, что ноги и руки сияют
свежим медным загаром, одобрив заодно и их форму - гладкие, сухие мышцы
шестнадцатилетнего юнца, тугие, но ещё не выпирающие под кожей, - такими
могли гордиться и юноша, и девушка. Он провёл ладонью по расцарапанной
лодыжке и слизнул солоноватую кровь, разбавленную солёной морской влагой.
Стелющийся над землёй ветерок приносил запахи скошенной отавы, теплого
хлева и прибитой ногами мяты. По-над морем пыльно-розовая полоса постепенно
пожирала не замутненную с самого утра голубизну летнего неба. Флип не нашёл
слов, чтобы выразить то, что он чувствовал. Он мог бы сказать: "Так редки в
нашей жизни часы, когда тело довольно, глаза пресытились цветом и светом,
сердце бьётся легко, гулко, словно пустое, и само естество впитывает всё,
что только может в себя вобрать. Вот одно из таких мгновений, и память о нем
не угаснет..." Но достаточно какого-то пустяка, блеяния ягнёнка с
дребезжащим на шее надтреснутым колокольчиком, чтобы уголки губ беспомощно
дрогнули и на глаза навернулись слёзы наслаждения. Он не повернулся к мокрым
скалам, где бродила его подружка, и чистота его чувства помешала ему
произнести имя Вэнк: шестнадцатилетний подросток, поражённый негаданным
блаженством, не способен позвать на помощь другое существо, столь же юное и,
может быть, отягчённое такою же сладостной ношей...
- Эй, малыш!