"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

романтической несправедливости - первой ступени возвышения духа: способности
упрекать натуру посредственную в ограниченности её переживаний и
представлений.
Он приоткрыл для себя не только мир утех, которые бездумно именуют
плотскими, но и потребность делать более прекрасным, украшать своими руками
тот алтарь, в котором дрожит неверное пламя, далёкое от великолепия и
блеска. В нём зародилась жажда того, что несёт радость руке, уху, глазу:
бархата, выверенной музыки голоса, тонких духов. Он не упрекал себя в этом,
ибо чувствовал, что становится лишь лучше от соприкосновения с пьянящим
изобилием, что восточный шёлк неких одежд, в которые он тайно облачался в
полутьме "Кер-Анны", облагораживает его душу.
Неловко, неуклюже он повиновался чужому властному замыслу, не вовсе
ясному для него самого. Не удосужившись признаться себе, что желал бы
лицезреть Вэнк несравненной, блистающей украшениями, умащённой благовониями,
он ограничился лишь досадой при виде её не вполне аристократичной позы и
простодушного смирения её потёртых одежд. С его губ сорвалось несколько
жестоких слов, на которые Вэнк никак не отозвалась. Он заговорил ещё более
едко, а возражений подруги оказалось довольно, чтобы он перешёл к
оскорблениям, но затем, устыдившись собственной грубости, умолк и постарался
взять себя в руки. Наконец он выдавил из себя бесцветное признание своей
неправоты, доставившее удовольствие лишь ему одному. Вэнк меж тем
неторопливо увязывала попарно сандалии и терпеливо выворачивала карманы
поношенных шерстяных кофт, полные розовых ракушек и засохших морских
коньков...
- Так вот, во всём этом - твоя вина! - неожиданно заключил Флип. - Ты
ничего не отвечаешь... И я увлекаюсь, лезу в бутылку... А ты позволяешь над
собой измываться. Почему?
Она окинула его взглядом всезнающей женщины, созревшей в расчётах и
уступках большой любви, и спокойно ответила:
- Пока ты мучишь меня, ты по крайней мере здесь.

XVI

"Итак, кончается наше время, - мрачно размышлял Флип, глядя на море. -
Вэнк и я - существо ровно настолько двойственное, чтобы быть вдвойне
счастливым, но притом единое: Флип-и-Вэнк. И вот оно умрёт здесь в нынешнем
году. Разве это не чудовищно? И неужели я не могу этому помешать? А я стою
тут... И быть может, нынче вечером, после десяти я снова, в последний раз,
пойду к госпоже Дальре..."
Он склонил голову, и чёрные пряди плаксиво свесились на лоб.
"Если бы прямо сейчас, в эту самую минуту, надо было идти к госпоже
Дальре, я бы отказался. Почему?"
Белея под блёклым солнцем, затуманенным клубами предгрозовых облаков,
дорога к "Кер-Анне" вилась по краю холма, то поднимаясь, то скрываясь с
глаз, пряча свою цель за рощей стройных суровых кустов посеревшего от пыли
можжевельника. Флип отвёл глаза, охваченный отвращением, которое, однако, не
могло его обмануть: "Всё так... Но когда настанет вечер..."
После трёх полдников в "Кер-Анне" он отказался от дневных визитов,
опасаясь волнения родственников и подозрений Вэнк. К тому же он был ещё
слишком юн, ему быстро наскучило подыскивать достойные оправдания своим