"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

словно музыкант, к новому тону, к неожиданным, но беспомощно красноречивым
модуляциям его всхлипов, протянула руку к волосам юноши, но отдёрнула
пальцы, так и не прикоснувшись. Она была ошеломлена, но внезапно удивление
на её лице сменилось суровой гримасой не имеющей возраста горечи, по-мужски
непреклонным презрением к подозрительной слабости плачущего подростка. Затем
она подчёркнуто неторопливо собрала пожитки: взяла плоскую плетённую из
листьев рафии корзинку с трепыхающимися рыбками, подобрала сачок, словно
шпагу ткнула за пояс железный багор и твёрдым шагом удалилась, ни разу не
обернувшись.

XIII

Снова он увидел её лишь перед ужином. Она сменила одеяние охотницы на
синее - точно под цвет глаз - платье из крепона с розовыми фестонами. Флип
заметил на ней белые чулки и замшевые туфельки; эти приготовления к
неизвестно какому торжеству встревожили его.
- Мы кого-нибудь приглашали к обеду? - спросил он у одной из Домашних
Теней.
- Посчитай приборы на столе, - пожав плечами, ответствовала Тень.
Август близился к концу, и ужинали теперь уже при свете ламп, открыв
двери на зелёный закат и поглядывая туда, где из моря ещё вырывался пучок
последних розовых лучей. Пустынная водная гладь чёрно-синего, как ласточкино
крыло, цвета была умиротворённо-спокойна, и, когда тесный застольный кружок
смолкал, слышались тихие мерные всхлипы невысокого прилива. Из-за спин
Домашних Теней Флип попытался перехватить взгляд Вэнк, чтобы испытать, всё
ли ещё крепка незримая нить, вот уже столько лет связывавшая их, охраняя их
восторженное чистое чувство от хандры, одолевающей в конце семейной трапезы,
на исходе летних каникул или просто на закате дня. Но она не поднимала глаз
от тарелки, и косой свет скользил по гладкой коже выпуклых век, округлых
смуглых щёк, маленького подбородка. Он тотчас же почувствовал себя покинутым
и стал смотреть туда, где за вдававшимся в море полуостровом в форме льва,
теперь увенчанным тремя мерцающими звёздочками, вилась белеющая в ночи
дорога к "Кер-Анне". Ещё несколько томительных часов - и в небе, окрашенном
закатом, прибавится голубоватого пепла, прозвучат ритуальные фразы: "Ого,
уже десять. Дети, вы не забыли, что здесь ложатся не позже десяти?"
"Странно, госпожа Одбер, я не делал сегодня ничего особенного, и что же?
Чувствую себя таким усталым, будто проработал весь день..." Слабый звон
убираемой посуды, стук домино по столу, с которого сняли скатерть, плаксивый
голосок сонной Лизетты, которая снова отказывается отправляться в кровать...
Новая попытка перехватить взгляд, отвоевать потаённую улыбку, доверие Вэнк,
которого он по неким таинственным причинам лишился, - и пробьёт час, когда,
как и вчера, он тайком улизнёт... Он подумал об этом без отчётливого
намерения или желания, будто по принуждению, словно бы это Вэнк своим дурным
расположением духа заставляла его покинуть линию обороны и отступить к иному
убежищу, прильнуть к другому женскому плечу, почувствовать его благотворное
тепло, столь необходимое подростку, нуждающемуся в наслаждении, как
больной - в выздоровлении, и, ко всему прочему, тяжко уязвлённому страстной
враждебностью своей юной подруги...
Все ритуальные действия совершались с обычной неотвратимостью; служанка
унесла хнычущую Лизетту, госпожа Ферре выложила на полированный стол