"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

поблизости, но было неузнаваемым. Тишина ночи, обычно выводящая его из
равновесия, теперь служила ему убежищем, помогала потихоньку восстанавливать
прерванную связь со своей прежней жизнью, с приветливой Бретанью и её вечным
летом (других времён года он здесь не знал), с буйством красок, запахов,
света, внезапно слепившего глаза или скромно обволакивавшего всё туманным
сиянием... Столы, стулья и даже цветы, казалось, утратили равновесие; мебель
нетвёрдо стояла на своих козьих ногах, цветы оторвались от бархатистой
наземной листвы, и их стебли словно бы плавали в прозрачной воде. Всё стало
предательски неверным: и место, и природа, ибо во власти женской руки,
желанных губ было потихоньку уничтожить весь этот спокойный мир. И вот такой
вселенский катаклизм свершился по мановению белой обнажённой руки, аркой
поднявшейся над ним, словно радуга в небесах после грозы...
Но по крайней мере теперь все треволнения позади. Они оставили после
себя лишь утомление пловца, переплывшего реку, и благодарность ко всему и
вся - чувство, для которого не существует слов: оно знакомо тому, кто,
потерпев кораблекрушение, достиг берега. Ему повезло больше, чем многим
молодым людям, которые испытывают подлинные муки от того, что долгое
тревожное ожидание, исполненное невероятных видений и грёз, сменяется
заурядным удовольствием, кладущим пределы их фантазии. Нет, он возвращался
подавленный лишь неким вполне естественным отупением: так подвыпивший гуляка
вдруг обнаруживает, что при каждом его движении внутри переливается
перегоревшее вино, утратившее свой терпкий аромат и уже не бодрящее.
До рассвета было ещё далеко, но небо уже разделила пополам невидимая
черта, и с востока оно чуть посветлело. Какой-то маленький зверёк - крыса
или ёжик - тихо шуршал поблизости и скрёб землю. Первое дуновение ветерка,
предвестника зари, подхватило несколько лепестков, затем, обронив их,
утихло, и всё внезапно снова замерло без движения. Далёкие часы мечтательно
пробили три раза, первый удар показался звонким и близким, а два остальных
приглушил порыв ветра. Пара куликов пролетела так низко, что Флип услышал,
как крылья рассекают воздух, потом до него долетели их крики над морем. В
памяти, ещё не наученной наглухо затворяться от неуместных воспоминаний, они
разбудили картины безмятежно протёкших пятнадцати лет когда рядом с ним на
ярком прибрежном песке подрастало очаровательное дитя, держа головку прямо и
ровно, словно пшеничный колосок.
Он встал, хотя это стоило ему немалых усилий: тот, кто пришёл сюда, к
белой калитке, к старому псу, должен был встретиться здесь с самим собой - с
мальчиком, только что с опаской выбиравшимся через эту калитку к "Кер-Анне",
с подростком, рассеянно погладившим лежащего пса. Но он был пока не способен
на это.
Флип прикрыл лицо руками. Ладони были горячи и казались нежнее
обычного: кожа напиталась запахом, который он не смог распознать, однако сам
воздух вокруг был пропитан тем же ароматом пахучих трав с суховатыми ломкими
листочками. В этот миг сквозь жалюзи в комнате Вэнк пробилась и тотчас
погасла полоска света.
"Она не спит. Она посмотрела, который час. Почему она не спит?"
Стены не помешали ему видеть, как, протянув руку, Вэнк зажгла лампу,
посмотрела на маленькие медные часики, затем откинулась на подушку, потушила
свет, и в комнате запахло здоровым чистым детским телом и лавандой. Из-за
ночной духоты загорелое плечо с белой полоской на месте бретельки купального
костюма было обнажено, и всё длинное, сильное тело его подружки, так ему