"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

голодом нищего. Однако этот нищий оказался неподвластен унижению и вдали от
неё мог без благодарности вспоминать о той, что чистила для него фрукты,
наливала прохладительные напитки, чьи белые руки ухаживали за случайно
забредшим к ней маленьким миловидным новичком и услужали ему. Но стоит ли
называть новичком подростка, которого любовь с детства наделила
мужественностью и сохранила в чистоте? Там, где Дама в белом должна была бы
встретить лёгкую добычу, охотно спешащую на заклание, госпожа Дальре нашла
ослеплённого, но осмотрительного противника. Искажённый мукой рот и
протянутые руки нищего не придавали его лицу выражения поверженного раба.
"Он будет защищаться, - предположила она. - Он хранит себя..." Она ещё
не пришла к тому, чтобы сказать себе: "Это она его хранит".
Меж тем всё складывалось удачно: Флип от дверей дома крикнул Вэнк,
оставшейся на краю песчаной косы:
- Я отправляюсь за второй почтой! У тебя нет поручений?
Она отрицательно замотала головой, и прямые волосы закрутились сияющим
колесом. Он же тотчас вскочил на велосипед.
Казалось, госпожа Дальре не ждала его и читала. Но искусно затемнённая
гостиная, почти невидимый столик, от которого исходил аромат поздних
персиков, кипрской дыни, нарезанной дольками, уложенными звездой, и чёрного
кофе в чашке с толчёным льдом уверили его в обратном.
Госпожа Дальре отложила книгу и не вставая протянула ему руку. В
сумраке он видел белое платье, белую руку; чёрные глаза, резко подведённые
тушью, поднялись на него с непривычной медлительностью.
- Я вас не разбудил? - выдавил из себя Флип, сочтя уместной светскую
предупредительность.
- Нет... Определённо нет. Снаружи жарко? Вы голодны?
- Не знаю...
Он вздохнул с искренней нерешительностью; с первого шага в усадьбе у
него появилась какая-то жажда и обострённая чувствительность ко всем запахам
съестного, которая походила бы на аппетит, если бы не перехваченное спазмой
горло. Однако хозяйка дома подала ему блюдце, и он поднёс ко рту серебряную
лопаточку, на которой лежала красноватая мякоть дыни, присыпанной сахарной
пудрой и пропитанной лёгким ликёром с анисовым привкусом.
- Ваши родители чувствуют себя хорошо, господин Флип?
Он с удивлением взглянул на неё. Она выглядела рассеянной и, казалось,
сама не слышала своего голоса. Оттопыренной манжетой рубашки он зацепил
ложечку, со слабым звоном маленького колокольчика упавшую на ковёр.
- Какой вы неловкий... Подождите...
Одной рукой она поймала его запястье, другой - засучила до локтя рукав
и решительно задержала его обнажённую руку в горячей ладони.
- Оставьте меня! - очень громко крикнул Флип.
Он резко отдёрнул руку. У его ног разбилось блюдечко. В ушах стоял
какой-то шум, в нём гулким эхом звучал голос Вэнк: "Оставь!.." - и он
обратил на госпожу Дальре растерянно-сокрушённый взгляд. Она не двинулась с
места, и отброшенная им ладонь лежала на коленях раскрытой, словно пустая
раковина. Флип долго вслушивался в эту исполненную тайного смысла тишину. Он
опустил голову. Перед глазами пронеслись непонятные, не связанные между
собой видения: то какого-то полёта (так летают во сне), то падения, словно
нырка, когда над повернувшимся к небу лицом на воде сходятся круги... А
затем без какой-либо порывистости, с обдуманной медлительностью и