"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

обета или по природной склонности?
Кровь бросилась ему в лицо, уши покраснели, в висках застучало.
- Вовсе нет, мадам! - чуть не плача, выкрикнул он. - Просто мне нужно
было отвезти на телеграф депешу к одному из клиентов отца. А никого другого
в доме не оказалось: не посылать же Вэнк или Лизетту в такую жару!
- Не надо закатывать мне сцен, - произнесла Дама в белом. - Я
чрезвычайно впечатлительна. Могу разрыдаться из-за пустяка.
Её слова и бесстрастный взгляд с мерцающей потаённой усмешкой больно
задели Флипа. Он схватился за руль велосипеда, резко поставил его на колёса,
словно потянул за руку оступившегося ребёнка, и уже собрался вскочить в
седло.
- Выпейте же стакан оранжада, господин Флип. Уверяю, это не помешает.
Он услышал скрип отворившейся калитки в углу ограды; попытка бегства
привела его прямо к открытой двери, аллее, обрамлённой предсмертно-багровыми
розами, и к Даме в белом.
- Меня зовут госпожа Дальре, - представилась она.
- Флип Одбер, - поспешил откликнуться Флип. Она рассеянно кивнула и
произнесла "А-а...", означавшее: "Пусть так, мне всё едино".
Она сопроводила его до порога, безучастно подставляя жаркому солнцу
туго приглаженные блестящие волосы. У него вдруг разболелась голова, словно
после солнечного удара. Идя рядом с госпожой Дальре, он впал в
полуобморочное состояние и ждал, что вот-вот лишится чувств и это освободит
его от надобности думать, выбирать и повиноваться.
- Тотот, оранжаду! - крикнула госпожа Дальре. Флип вздрогнул и очнулся.
"Вот стена, - сказал он себе. - Она невысока. Сейчас перемахну через неё
и..." Он, однако, не докончил: "...и буду спасён". Вступая на ослепительно
белое крыльцо и уставясь на столь же белое платье шедшей впереди дамы, он
призывал на помощь всю дерзость, какую имел в свои шестнадцать лет: "А что
тут такого? Не съест же она меня!.. Если ей уж так хочется пустить в дело
свой оранжад!.."
Он вошёл и неуверенно остановился в совершенно тёмной, укрытой от мух и
солнечных лучей комнате. Там было прохладно: жалюзи и занавеси на окнах не
пропускали дневной жар. У него даже перехватило дыхание. Его колено упёрлось
во что-то мягкое, он оступился и рухнул на какую-то подушку, услышал
непонятно откуда сдавленный демонический смешок и чуть не заплакал от
тоскливой беспомощности. Его руки коснулся ледяной стакан, и голос госпожи
Дальре произнёс:
- Не пейте залпом. Тотот, ты сошла с ума, зачем было класть лёд: в
погребе и так холодно.
Белая рука опустила три пальца в стакан и тотчас их вынула. Блеснул
драгоценный камень, искорки от него заиграли в кубике льда, зажатом этими
тремя пальцами. У Флипа сдавило горло. Зажмурившись, он сделал два маленьких
глотка, даже не почувствовав кисловатого вкуса апельсина, но когда вновь
открыл глаза, то, уже освоившись с освещением, различил красно-белые штофные
обои, чёрные с матовым золотистым рисунком занавеси. Женщина с позвякивавшим
подносом в руках (её он не успел рассмотреть) исчезла. Большой красно-синий
ара на жёрдочке с треском раскрываемого веера распустил крыло и взмахнул им.
обнажив густо-розовое подкрылье...
- Он красивый, - хрипло проговорил Флип.
- И ещё его украшает то, что он не говорит, - заметила госпожа Дальре.